говори, сволочь, где сейчас доктор Кроу… – Наум Исаакович успел подумать:
– Точно. Он снюхался с англичанами, до войны… – дверь кабинета распахнулась.
Он бы никогда не подумал, что товарищ Алехнович умеет стрелять. Серое платье девушки испачкала кровь, она наставила на Эйтингона автомат:
– Сволочь, русская падла, получай… – зазвенело стекло. Эйтингон почувствовал резкую боль, где-то в боку:
– Гольдберг мне тоже в бок попал. Здесь обычные окна, руки не дошли поставить пуленепробиваемые стекла… – падая на окровавленный паркет, он увидел, как Воронов, подхватив девушку, шагнул в голубое небо, видневшееся среди острых обломков. Ветер вздул занавеску, разбросанные бумаги закружились по комнате, черные хлопья гари порхали над половицами. Во дворе форта завыл гранатомет. Наум Исаакович попытался приказать:
– Брать живыми, только живыми… – уронив голову на паркет, он потерял сознание.
Тесть, с присущей ему обстоятельностью, кинул в кабину трехтонки не только связку гранат, но и брезентовую сумку, с медикаментами. Матерясь сквозь зубы, Федор Петрович сидел на пеньке, ожидая, пока пани Ядвига перевяжет ему левое плечо:
– Пуля прошла навылет… – девушка тяжело дышала, – кровотечение закончилось… – серое, в темных пятнах, платье, прикрывал испачканный ватник. Туфли со сбитыми каблуками хлюпали в мокром снегу.
Волк загнал изрешеченный пулями фургон, в какой-то перелесок. В кабине и в темном помещении, с деревянными полками, отчетливо пахло кровью. Из десяти человек, партизан Йонаса, во дворе Девятого Форта осталось двое.
Поднатужившись, Волк снял сапоги с третьего парня, лежавшего в луже крови, на полу фургона:
– Когда мы в ворота выезжали, он еще жил. Ребята кричали, что он дышит. Он умер по дороге, а тех парней сразу застрелили. Семеро человек бойцов, то есть пятеро, не считая нас и Ядвиги… – оказавшись в кабине, девушка представилась:
– То есть не сразу представилась. Федор Петрович втащил внутрь ее и полковника, на знакомства времени не было… – разогнувшись, Максим вручил летчику сапоги:
– Ядвиге отдай. Снег по колено, а она в туфлях… – после прыжка из окна высокого, первого этажа, Воронов и девушка отделались только царапинами и ссадинами.
Максим дал пинка задней шине фургона:
– Хорошо, что в пальбе не пробили. Надо немедленно уходить отсюда, они перекроют город… – стрелка хронометра показывала четыре часа. Начав воевать, на Волховском фронте, Максим понял, что бой ничем не отличается от воровских дел:
– Сначала планируешь акцию, если можно так выразиться, долго ждешь, сидишь в засаде, а вся атака идет три минут. Или пять, как в нашем случае… – полковник, угрюмо, посмотрел в сторону:
– Надеюсь, что я его застрелил… – тихо сказал Степан, – я, или Ядвига. Он ничего не успел сказать,
