в отдельной комнате. Декорации оставили на месте, не трогая вырезанные из фанеры силуэты городских стен и башен, под которыми дети репетировали, днем.
Дебора приехала в Краун Хайтс после обеда, проведя университетские занятия, получив от преподавателей, евреев, поздравления с праздником и пакетики со сладостями. Утром, на кухне, она тоже разложила по бумажным фунтикам конфеты и шоколад, орехи и калифорнийский чернослив.
В квартире царила тишина, Дебора не стала включать радио. На газовой плите грелась сковорода. Она вытащила из рефрижератора кошерные сосиски, упаковку яиц, достала хлеб из еврейской пекарни. Плотно закрыв дверь, она смолола кофе.
Приоткрыв форточку, в серое утро, стоя с чашкой, Дебора затягивалась сигаретой:
– Ночью он сказал, что хочет отдохнуть, что собирается долго спать… – она носила шелковый, легкий халат, – но, все равно, потребовал завтрак в постель… – в ушах звучал вкрадчивый шепот:
– Я поем и опять посплю… – он улыбался, в темноте спальни вспыхивал огонек сигареты, – а вечером я буду тебя ждать, возвращайся быстрее… – Дебора передернулась от промозглого ветерка, с улицы.
Запахивая халат, она покосилась на синяки, на смуглой груди, на тонкой работы звезду Давида, на золотой цепочке:
– Аарон подарил мне подвеску, в Сан-Франциско, когда мы отправлялись на Гавайи. Я ношу его семейное кольцо… – темная жемчужина переливалась на руке, – надо во всем признаться Меиру. Он должен знать, что Аарон, может быть, жив… – Дебора замерла:
– Но жив ли он, на самом деле… – она поняла, что и сама не так уверена в существовании мужа. Аарон никогда не посылал ей своих фотографий, объясняя отсутствие снимков правилами безопасности. В конвертах от мужа Дебора видела много фото городов СССР. Она изучала снимки будущей квартиры, в Москве, на улице Маросейка, рассматривала прохожих на улицах, плакаты со знакомым профилем Сталина, молящихся, в синагогах. Аарон ссылался на раввинов, работающих в Москве и Ленинграде, говорил о коллегах, в университете, занимающихся ориенталистикой.
Дебора, невзначай, справилась у ребе, делая вид, что заинтересована его довоенной жизнью, в России. В библиотеке Колумбийского университета она долго листала старые, десятилетней давности, подшивки советских академических журналов. Дебора не заказывала такие вещи на абонемент. Она никогда не занималась восточными языками, и не знала русского:
– Нельзя вызывать подозрения… – прислонившись к стеллажу, она вдыхала запах пыли, – но камер здесь нет, никто меня не увидит… – все фамилии оказались настоящими:
– И раввины, и преподаватели, действительно, существуют… – она, рассеянно, слушала знакомые строчки Свитка Эстер, – детали совпадают, но лингвистический анализ ясно показал, что Аарон, не единственный автор писем. Паттерны его, но есть и следы другого авторства, вернее, авторств… – блокнот с выкладками, Дебора держала в кабинете,
