style="font-size:15px;"> От нестерпимого мелькания кружилась голова, и я зажмурился, а когда я снова открыл глаза, то обнаружил себя по-прежнему сидящим в кресле, а напротив меня в таком же кресле всё так же сидел Эдмунд, значительно постаревший, но, несомненно, тот самый Эдмунд из 1989 года.
– Теперь ты, по крайней мере, меня узнал, – сказал экстрасенс, – но, видимо, пока ещё не понял, зачем мы с тобой встретились, Володя.
Мне это было действительно непонятно.
Зачем он заставил меня вспомнить то, что я старался забыть?
Я ненавидел себя за тот случай.
После того дня наши отношения с Андреем начали стремительно портиться, а спустя год отношений не осталось совсем. Не было больше доверительных разговоров, не осталось общих интересов и понимания.
Я очень переживал по этому поводу, он, видимо, тоже, но мы были молоды, самолюбивы, ни один из нас не желал хоть в чём-то уступить, в чём-то изменить своё мнение, попытаться понять… мы просто не знали тогда, как это делается. И в результате оба потеряли что-то невероятно важное – частицу самих себя.
Ещё через год контора, где мы работали, закрылась, и мы потерялись друг для друга окончательно. Нас разбросало по разным уголкам этой бесконечной вселенной.
Я часто вспоминал Андрея, я знал, что наступившие непростые 90-е вместе с ним, моим лучшим другом, прожить было бы значительно легче, но я думал тогда, что он не хочет меня видеть, что я ему просто неинтересен.
Только спустя ещё несколько лет я понял, что потерял.
Понял, когда он погиб.
Я узнал это не сразу, через третьих лиц, спустя несколько месяцев после его смерти. Я даже не был на похоронах.
Эта новость почти убила меня.
Я почувствовал тогда, что тоже почти умер. Оказалось, что значительная часть моей души принадлежала ему и теперь, с его смертью, её больше не стало.
Я впал в жуткую депрессию, забросил дела, надолго выпал из этой жизни, но постепенно сумел вернуться. Сумел если не забыть, то, по крайней мере, немного успокоиться…
И теперь Эдмунд разбередил мои старые раны…
Зачем?
Я действительно не понимал.
– И зачем это всё, Эдмунд Семёнович? – спросил я. – Это что, такое изощрённое издевательство, или вы сделали это из благих намерений? Я допускаю, что вам под силу стереть часть моей памяти, но только я не позволю вам это сделать, это моя жизнь, хорошая или плохая, но моя, и мне с этим жить.
– Вот ты возмущаешься, Володя, и я тебя понимаю, – ответил он. – Только ты ошибаешься. Мне незачем стирать твою память, при определённых условиях она сотрётся сама. И ты напрасно себя винишь, то, что случилось с твоим другом, было неизбежно, у каждого своя судьба. Или почти у каждого.
Есть редкие люди, которым дана возможность выбора, они, в отличие от многих других, не вписаны в жёсткую схему. Хотя это тоже не совсем верно, скорее, в силу некоторых своих
