бедненький, все последние силы отдал своей жёнушке, – продолжала она, невольно улыбаясь, вспоминая тот эпизод. – Не надо было тогда нам это делать, зря я согласилась…. На следующий день он звонил, просил приехать, а я думала только о себе. На работе сидела уставшая, дома собака дожидалась, да и другие дела…, думала, что ему просто скучно, а ему очень нужна была моя помощь. Он тут, в этой больнице, страдал один-одинёшенек, всеми брошенный в выходной день, лежал на своей кровати и мучился.
– Прости меня Володя, не обижайся, – закончила она.
То, что она сказала, звучало немного странно, но как я мог обижаться? – Мне самому было, за что просить у неё прощения.
– Перестань, Ира, – ответил я, – не о чем переживать, я уже нормально себя чувствую.
– Точно нормально? – спросила она. – Может быть, доктора позвать?
– Всё в порядке, никого звать не нужно, – ответил я. – Вот сейчас чаю выпьем, и всё станет совсем хорошо.
Мы с минуту помолчали, переваривая сказанное.
Первой продолжила она:
– А вообще-то, Володя, мог бы нормально объяснить вчера по телефону, что тебе плохо. Я бы бросила всё и приехала. А ты зачем-то из себя героя строил, мол, ничего мне от вас не надо, сам справлюсь со своими проблемами. Даже немного обидно. А ты подумал о том, что если бы с тобой что-то случилось, я бы себя никогда не простила? Всю жизнь бы об этом думала и мучилась потом.
Я смотрел на неё и никак не мог понять, почему, слушая этот её бред, я всё ещё очень люблю эту женщину? Может быть, потому, что независимо от своих слов она действительно переживает за меня и, как бы там ни было, я всё ещё ей дорог, и она, пусть по-своему, но любит меня?
А возможно, всё и не так, решил я – просто за 25 лет, прожитых вместе, мы настолько прикипели друг к другу, что стали чем-то одним, а как можно не любить часть себя?
– Всё-таки ты эгоист, – добавила она, – думаешь только о себе. Меня не позвал, доктора вызывать не собираешься, а сам лежишь на кровати чуть живой. Ну, допустим, ты обо мне не думаешь – подумай о детях. Им-то каково будет? Даже Аня – видел? – немножко растеряна.
Я иду сюда, радостная, рассказываю ей о том, что папу сегодня выпишут, что он практически здоров, а что вижу, он лежит тут весь серый, почти при смерти и твердит, как умалишённый: всё хорошо, ничего не случилось. Даже Аню напугал.
– Ира, успокойся, – ответил я, – нашу Аню напугать непросто. Этот ребёнок живёт самостоятельно, ей 24 года, а если она немного и растеряна, то совсем по другой причине. – Просто я никогда серьёзно не болел, в больницы не попадал, и она пока не знает как вести себя в такой ситуации. Ты, Ира, видимо, растеряна тоже – твой странный монолог тому подтверждение…
– Ты меня, даже не слушаешь, – перебила она. – Я пытаюсь тебе сказать, что мы – я, Аня и Олежка – очень переживали за тебя. Когда ты сказал, что тебя выписывают и ты уже здоров, мы очень обрадовались, стали готовиться к этой встрече, даже
