Проводя полдня в школе, Петров раньше там и обедал – в учительском буфете, где за столами обсуждали классную успеваемость, обменивались сведениями о лучших – каждый преподаватель по своему предмету, составляя таким образом негласный список отличников, – а заодно, прежде чем вынести вопрос на педсовет, решали, что делать с отстающими. Петров сидел обычно в компании субтильной географички с мраморным лицом, которое обрамляли рыжие, дрожавшие при малейшем движении головы кудряшки, и румяного физрука, подтянутого сорокалетнего мужчины с пышными усами. Недавно поженившись, они составили странную пару, точно их подобрали для цирковых выступлений – гигант-силач в облегающем трико крутит в воздухе гуттаперчевую девочку. Оба были молчаливы, так что разговор за столом сводился к монологам Петрова, которые он вёл с набитым ртом. С каждым новым куском ему приходила очередная мысль, которую он торопился высказать, чтобы её не вытеснила следующая, и, таким образом, болтал без умолку. Но безработица изменила всё. Из-за того что он не привык есть в одиночестве, выработав за годы рефлекс, требовавший собеседника, который бы, желательно молча, слушал его застольные речи, учитель Петров совершенно потерял аппетит и как только брался за вилку, в голове у него вместо привычно приходивших в такие минуты мыслей, начинал крутиться один и тот же палиндром: меньше ешь нем, меньше ешь нем… Отставляя тарелку, учитель Петров с пустым желудком валился на постель и проклинал безработицу.
У Петра Н. от жары взбесилась собака, которую пришлось пристрелить. Чтобы не видеть, как муж закапывает её труп глубоко под яблоню, жена ушла к Зинаиде О., с которой просидела до вечера, обсуждая виды на урожай. Вернувшись, она застала мужа у телевизора. Перед ним стояла бутылка самогона.
– Трудно было, Петя? – села она рядом.
– А ты как думала, родная же душа. – Он вытянул руки. – Видишь, до сих пор трясутся.
Жена налила самогон – себе и мужу.
– Ну, давай, что ли, помянем пса нашего верного, пусть земля ему будет пухом.
Не чокаясь, она проглотила спиртное. К Петру Н. вернулась природная весёлость.
– Хоть похоронили по-христиански. Как думаешь, может, ему крест установить?
– Да ну тебя, он же был не крещённый.
– А ты откуда знаешь, может, тайно к о. Ферапонту сбегал. У церкви сучек много.
– Их везде хватает. Лишь бы кобель нашёлся.
– Ты на что намекаешь?
Маслено улыбнувшись, Пётр Н. обнял жену…
Случалось, душными лунными ночами дрались за территорию крысиные стаи – тишину нарушало тогда шуршание метавшихся зверьков, царапанье коготков об асфальт и хриплые писки умиравших. Крысиные побоища оставляли на площадях сотни дохлых грызунов, которых во избежание заразы срочно сжигали в специально открывшейся для этого заводской печи. Если ветер с правого берега Карповки дул в сторону города, то приносил
