взлетать. Я буду стюардом, – он указал на походную, распакованную спиртовку, – принесу вам кофе, с бутербродами… – в кокпите пахло хорошим табаком. Презрев правила безопасности, полковник Воронов курил старую, партизанских времен, вересковую трубку. Повесив куртку на крючок, Марта натянула на льняные пряди авиационный шлем. Степан присмотрелся:
– Лимузин нам фарами мигает. Точка, точка, пауза, точка, тире, точка, точка… – покраснев, Марта пробормотала:
– Питер не знает русской морзянки… – завыли моторы Авро, она закрыла глаза:
– Я тебя люблю. Я его тоже… – внезапно поняла Марта, – тоже полюбила. Боялась, что этого не случится, но все вышло не так. То есть так, как надо. Мы останемся вместе, навсегда, мы вырастим наших детей в любви…
Оторвавшись от взлетной полосы, Авро превратился в черную точку, в ясном, утреннем небе.
Озеро Фаньяно
Завтрак в строго охраняемом коттедже, в закрытой для посторонних части острова, подавали поздно. В это время в большом комплексе персонал садился за обед. Обедали и ученые, работавшие в физической лаборатории, низком здании, под черепичной крышей. Остров обслуживала отдельная кухня, раздававшая пайки и для госпиталя, с экспериментальным отделением, как его называли, между собой, врачи. К больнице пристроили обнесенный стеной, довольно уютный домик, с террасой и маленьким садом. Особняк давно прозвали загоном.
Второму коттеджу названия не дали. Обслуживали его солдаты, лично отобранные обергруппенфюрером фон Рабе. Кроме него и охранников, никто не имел права подходить, к трехметровой стене, серого бетона, с пропущенной по верху колючей проволокой, к железным, мощным воротам. В будке, на небольшой территории, круглосуточно дежурило три эсэсовца. Двое их них, каждый час проверяли участок с собаками. Коттедж смотрел голыми, без занавесок окнами, на топорщащуюся под ветром, озерную гладь, на дальние горы, в туманной, зимней дымке.
Констанце запрещалось покидать две комнаты, со стылой, неуютной душевой. В узкой, похожей на пенал спаленке, стояла жесткая кровать. В соседнем, помещении, побольше, водрузили письменный стол, круглый столик, для обедов, и два кресла. На деревянном стеллаже высились стопки научных журналов, из Британии и Америки. На шершавой стене выделялась черно-белым пятном фотография, вырванная из журнала Life. Седоволосый, пожилой человек, в простом свитере, сомкнув пальцы, смотрел куда-то вдаль:
Максимилиан, с аппетитом, ел румяный бекон и пышный, на свежих яйцах, омлет:
– Когда я попытался снять фото, она на меня едва не набросилась с кулаками. Черт с ним, пусть ее вдохновляет Эйнштейн. Сюда, все равно, кроме меня и охранников, никто не заходит. Солдаты не подозревают, кто изображен на снимке. Если бы она еще вдохновлялась, а не тратила время на ерунду… – обергруппенфюрер подозревал, что в СССР 1103 тоже проводила досуг, строча популярные книжки для детей, или проектируя
