были неопределенны и немногочисленны, а сама Его личность в конечном счете была весьма заурядной, черты ее были общи, они подходили всем и никому не мешали и в общем, что было в высшей степени умно, нравились даже женщинам и детям.
Восторг же и преклонение вызывал у него феномен божественного воплощения, эта удивительная тайна, которая сделала доступной для человека саму мысль о существовании всемогущего Бога.
Он повторял, что его ничуть не волновало то, что телесная оболочка Христа недостаточно выразительна. Очарование и весомость деяний Христа, сына плотника, только лишний раз доказывали проявление Божественного в обыденном.
– Вот именно, – возразила Анжелика, – разве это желание нравиться женщинам и детям не доказывает, что Бог, воплотившись, решил сосредоточить свои новые откровения в чувствительности, то есть в любви?
– Не будем путать чувствительность и любовь, – сказал, протестуя, преподобный Векстер.
– А почему бы и нет? – запротестовала в свою очередь она. – Какая разница, кроме разве того, что чувствительность есть не что иное, как мельчайшая частица, крошечный росток того всеобъемлющего чувства, которое являет собою в своей всеоживляющей сущности любовь, поскольку считается, что Бог есть любовь? Я думаю, – добавила она, видя, что он молчит, – что Иисус не был ни слабым, ни заурядным, как вы хотите Его представить, но человеком, исполненным привлекательности и очарования. Он сознательно избрал такой облик не только для выражения того, что Бог – это любовь, но и чтобы напомнить, что Он может быть любим, и чтобы сделать доступной тайну такого чувства, как любовь, о котором люди того времени имели так мало представления. И считаете ли вы, ваша честь, что сегодня Новый Завет так уж правильно толкуют? Именно как чувство, а не только как букву закона?
Преподобный Сэмюэл Векстер сдвинул густые седые брови и задумчиво посмотрел на нее.
– Жаль, что вы женщина, – прошептал он, – и слава богу, что вы папистка.
– Отчего же?
– Потому что я могу не переживать, видя, как вы в силу слабости вашего женского ума вступаете на путь, который безнадежно впавшие в ересь священники даже вашей религии не преминули бы посчитать опасным и вредным для особы вашего пола.
Она согласно кивнула:
– Здесь вы правы, сэр. В вопросе о слабости женского ума в сравнении с мужским все главы всех религий и сект приходят к согласию; более того, именно здесь возможно некое сближение, на которое полезно было бы указать на семинарах и соборах, то самое, к которому Отцы Церкви, заботящиеся о взаимопонимании христиан, весьма безрезультатно призывают. И все-таки почему вы сожалеете о том, что я женщина?
– Если бы вы были мужчиной, то могли бы стать, разумеется после обучения в университете доктрине, ценным участником религиозных диспутов в колледжах, куда допускаются только мужчины.
– Вот мы и вернулись к началу нашего спора.
