взял и подсунул мне тот вопрос о ее брате, который не следовало задавать, не рискуя вызвать ее мысль, почему я это спрашиваю. И он снова вошел в меня, отодвинул меня другого – felix’а, вновь сделал собой. Это произошло в ее присутствии, оно не только не помешало – наоборот: она сама пустила его своим невольным вопросом. Сейчас она и я – прежний, со своей бедой, обидой и тоской; со всем, что произошло со мной – оно опять отчетливо встало перед глазами: стоило потянуть кончик нити, и клубок начал разматываться. Я слышу:
– Феликс, тебя к телефону: твой па… – Нет!!! Только не это, не сразу, не сейчас: самое начало – самое, самое страшное. Потом! Неимоверным усилием я не пустил его: полезли другие воспоминания. Пусть – лучше они, чем то; то – потом!
К пристани подошел большой экскурсионный теплоход, набитый людьми, – к моей досаде: я предпочел бы «комету» – побыстрей добраться до Северного порта, и оттуда к ней, забрать свои вещи и исчезнуть, пока я буду такой. Не хочу, чтобы она видела меня таким – прежним, ненавистным мне самому. Когда он отступит, я снова появлюсь перед ней – каким она знала меня, и смогу рассказать ей все о себе.
Но она встала и пошла к трапу, и я пошел за ней: мне трудно было бы объяснить, почему лучше подождать «комету». На теплоходе сразу направился на нижнюю палубу: там на корме, бывает, никого нет. Так и оказалось, и мы устроились там, усевшись на чем-то, – вдали от всех: довольных, веселых, шумных.
Теперь плыть и плыть. Мне некуда деться: нахлынувшие воспоминания несут меня по времени.
2
Не о «том» и не о самом первом времени после «того». Это хоть удалось. Я впустил их с того момента, когда сколько-то, вроде, уже свыкся со своим тогдашним существованием.
Когда я открыл для себя бар «Белый аист». Зашел туда из-за того, что там было немного народу; продавали вино «Лидия», похожее по вкусу на виноград «Изабелла». Я взял стакан его с желанием быстро выпить и поскорей уйти: в подобных местах бывать избегал. Но вино вдруг показалось вкусным, – пил его медленно, устроившись у стойки, и чувствовал, как постепенно наступает легкий хмель и приятная расслабленность. Отправился оттуда ужинать, а потом, как почти во все тогдашние, казавшиеся бесконечными вечера – в кино. Причем спокойно и ел и смотрел на экран.
Он стал местом моего регулярного посещения сразу же после работы – практически, каждый день. Стакан Лидии – и я на целый вечер обретал некоторое успокоение, достаточное, чтобы смотреть фильм и даже читать: глаза уже не скользили машинально по строчкам, пока я продолжал думать о своем.
Иногда, когда в баре толпилось много народа, заходил в магазин и, принеся домой бутылку сухого, выпивал ее, сидя за книгой.
Так продолжалось несколько недель, – должно быть, даже целый месяц. Вне работы я ни с кем, кроме родителей, не общался – было трудно разговаривать с кем-либо: еще не мог ни о чем думать, ни говорить, кроме как о себе, о своем – кто обязан слушать скулеж неудачника. Женщины тоже по-прежнему вызывали лишь отвращение. Но, все же, я стал чуть спокойней.
…Потом
