мне любопытную вещь: рукгруппы, автор того, чем я интересовался, – самоучка, институт не кончал.
– И делает такие расчеты? Сложные достаточно – даже для нашего брата, дипломированных. Познакомиться бы!
– Он болеет чего-то долго.
– Руководитель группы того, кто меня к вам привел?
– Да.
Чебуреки ничуть не уступали кофе, который я пил днем у них в институте: с мелко нарубленным стручковым перцем. Прямо горели во рту – их пришлось есть, запивая сухим вином.
– Мне прямой смысл ходить есть только с вами: каждый раз что-нибудь ужасно вкусное. – Она улыбнулась в ответ: сейчас она казалась мне весьма ничего.
Мы продолжали разговаривать и после чебуречной: курили на скамейке какого-то сквера. Я прикидывал, не предложить ли ей еще что-нибудь: кино, кафе-мороженое. Но она опередила меня: быстро докурила сигарету и, не сказав ни слова, убежала куда-то.
«Какого черта!» – подумал я. Не повернуться ли мне тоже и уйти? И вероятно, так и сделал бы, если бы она так же быстро, как и исчезла, не появилась снова.
– Не обижайтесь, ладно? Я это не нарочно: мне срочно позвонить надо было. – Она снова была чем-то расстроена, и я махнул на все рукой.
– А вы свободны? – вдруг спросила она.
– Дальше некуда: пока не поймали.
– Нет: серьезно?
– Сегодня уж точно. Абсолютно совсем. А что?
– Меня ждет подруга – я не хочу идти к ней одна. Составьте теперь вы мне компанию.
– Уже уговорили. А что можно прихватить к вашей подруге? Не торт?
– Нет.
– Ясно. А какое?
– Да любое.
Она еще сказала, что она должна была быть там уже давно, и поэтому времени у нас немного: мы и зашли в какой-то крохотный магазинчик. Там были слишком уж неважные вина, среди которых одиноко маячила бутылка трехзвездочного армянского коньяка. Продавец, отсчитывая шесть рублей, чтобы дать мне сдачу с десятки, сказал, что это последняя. А разлив оказался ереванский; и как же ты попал сюда?
Подруга ее была весьма в теле – крупновата, и намазана не в пример сильней моей дамы. Была еще одна девушка – совсем молодая, тонкая и звонкая, и двое мужчин: один из них, по-моему, был мужем хозяйки, а может быть, и нет – впрочем, я и не пытался разбираться. Все уже были нормально тепленькие: выпили то, что было, до нашего прихода, и с нетерпением ждали нас с тем, что мы притащим.
Я как самый трезвый и, кроме того, принесший хороший коньяк, а не какую-нибудь крепленую дрянь, стал распоряжаться процессом принятия: не дал заглатывать целыми лафитниками, а заставил хозяйку вытащить из горки большие бокалы и наливал понемногу, на донышко. И держал бокал в ладони, чтобы коньяк нагрелся до температуры тела, и пил его не торопясь отдельными маленькими глоточками не закусывая. Это им ужасно понравилось: необычно – как в заграничных фильмах, приятно – и, главное, тоже
