Королю от роду было немногим меньше тридцати лет. Русоволосый и статный, он унаследовал по отцовской линии широкую кость Грейданов – но такие же, как у Эдварда Фэринтайна, холодные льдистые глаза и тонкие черты лица выдавали в нем примесь древней эльфийской крови. Его лицо казалось сдержанным и одновременно беззаботным.
– Ваше величество, я вручаю себя и свою победу в ваши руки, – Гэрис не знал, каких усилий ему стоило говорить ясно и четко, глядя повелителю Эринланда прямо в лицо. – Для меня честь лицезреть вас здесь и честью было биться в вашем присутствии. Хоть мне и неведомо, достоин ли я этой чести.
Странное чувство, порой настигавшее Гэриса, посещавшее его на протяжении многих лет, сколько он вообще себя помнил – это чувство вновь овладело им. Ощущение беспредельности вселенной, возможности ловить ее ритм и двигаться с ним в унисон. Такое безумие приходило к Гэрису в бою, когда пляшут клинки и свистят стрелы, каждый раз – мимо. Такое безумие порой ему являлось ему во время близости с женщиной, в миг, когда объятия становились особенно жаркими, а дыхание сплеталось в унисон. И такое безумие ехало с ним в одном седле, когда он только явился в Таэрверн и полной грудью вдохнул его воздух.
Это безумие говорило ныне его устами. Гэрис знал, что любое слово, которое он сейчас скажет, и любая вещь, которую он сейчас сделает, отпечатаются на будущем и определят его течение.
– Мой король, – сказал он, – я благодарю вас за честь говорить с вами, и я прошу вас об одной милости, которую вы, быть может, в своей милости мне предоставите.
– Вы доблестно сражались, сэр рыцарь, – сказал Хендрик. – Мне понравилось, как вы одолели лорда Фэринтайна. И пусть дрались вы не очень благородно, в настоящем бою благородства вообще мало. Так чего вам угодно?
Гэрис поднял голову. Поймал взгляд Хендрика – так ловят стрелу в полете, обжигая ладонь. Фостера всего сейчас била дрожь, как на лютом морозе. Его словно пронзал поток – ослепительный, безбожно пьяный свет. Гэрис принял этот поток в себя, позволил раскидывающему пенные брызги водопаду наполнить своим опасным волшебством его собственную пустоту – и, взяв чужой огонь, превратился в факел, горящий на милю вокруг.
– Мне угодно…
В этот сверкающий миг Гэрис чувствовал их всех, осязал кожей биение их мыслей. Он читал, как раскрытую книгу, Хендрика, прикидывающего, до какой степени окажется наглым этот никому не ведомый боец и каких сокровищ он себе запросит. Он видел Дэрри, во все глаза следившего за происходившим действом. Мальчишка забавлялся и восхищался одновременно. Пристальнее всех Гэрис смотрел на Эдварда. Тот до сих пор оставался непонятным, будто заключил себя в панцирь изо льда.
– Мой король, – сказал Гэрис, – мне угодно…
Поток ревел, угрожал снести Гэриса своим течением, как горная река уносит упавшее в нее бревно. Главное, он знал – выстоять, продержаться,
