Дверь, сбитая из толстых досок, даже не шелохнулась. Заперто. Калитка и передняя дверь тоже не обманули ожиданий.
– Ну что, морда, спать?
Марс согласно дернул ухом, слышу, мол, хозяин. Все его внимание было отдано блохе, коварно засевшей в основании хвоста с роскошным рыжим очесом.
Сон оказался не менее коварен. Не успел Петя забраться под одеяло, как он улетучился, забрав с собой усталость. Голова стала ясная-ясная, свежая-свежая, хоть и не ложись. Однако Петя лег и честно попытался приманить сон обратно. Он пил воду, взбивал подушки, считал баранов… Тщетно.
«Почитать что ли?» Он обернулся и задумчиво посмотрел на шкаф у дальней стены своего закутка. Сероватый свет из окна, разбавлявший темноту, позволял разглядеть ряды книг на полках. Они манили, но как-то вяло. «Или не читать?» Его сомнения разрешились самым действенным способом: в дверь постучали. Постучали осторожно, деликатно, как и полагается стучать в это время суток. Нет, конечно, наносить визиты людям в это время суток все равно неприлично, и даже очень неприлично, но, видать, кому-то приспичило.
– Кому там не спится? – вслух удивился Петя.
Остальные сонно заворочались. Федор даже поднял с подушки растрепанную голову.
– Петька, открывай! – отозвался звонкий молодой голос.
– М-митька? – одними губами прошептал Петя.
Марс рычал, прижавшись боком к коленям хозяина. Его обычно плотно прилегающая шерсть встала дыбом, отчего пес начал походить на лохматый и очень злой шар. Только искры не летели. Петя и не подозревал, сколько ярости таится в этой обычно спокойной собаке.
– Митенька!
Мать уже была у двери, она рвала замок, стремясь как можно скорее оказаться снаружи. Ее нетерпение только замедляло дело, что позволило Пете несколько прийти в себя. Одним движением он оторвал мать от замка и, крепко держа женщину, крикнул в сторону двери: – Пошел вон!
Затем он развернул мать к себе, обнял и посмотрел в глаза. Говорить он при этом старался как можно убедительнее:
– Мама, не надо. Что бы там ни было, это не Димка. Наш Димка уже больше двадцати лет как мертв.
Женщина обмякла. Она больше не рвалась к двери, лишь мелко дрожала и всхлипывала.
«Лучше бы в обморок упала, – мелькнуло в голове у Пети. – Было бы легче. Сказал бы, что Митькин голос ей привиделся».
А молодой голос не унимался, в нем уже звучали обида и недоумение.
– Мама, мама, открой же, мне холодно. Открой, мама.
Тут Петя окончательно потерял голову.
– Да пошел ты к черту!
Теперь уже он подлетел к двери и начал рвать на себя непослушный замок. Он хотел разорвать, растоптать то, что посмело взять себе имя мертвого человека и напомнить матери прошлое горе. От опрометчивого действия его удержали чьи-то руки. Руки принадлежали Федору. Парень изо всех сил вцепился в Петю и, несмотря на
