порыву, сковывала движения, заставляла стоять не шелохнувшись.
Парализованный собственным страхом, он не сразу различил, как по рядам собравшихся прошел странный шелест, поглотивший внезапно все яростные выкрики и угрозы. Люди, стоявшие только что на скамейках, повалились ниц, прикрывая головы руками. Он посмотрел туда, где находились брат и двое рыбаков: глаза всех троих были обращены в небо, а выражение, застывшее на их лицах, было таким знакомым, словно он сам когда-то уже испытал нечто подобное. Он проследил за их взглядом и увидел покачивающуюся над стенами синагоги шаровую молнию. Она медленно перемещалась к выходу, а Иисус и два рыбака так же медленно, словно завороженные ее блеском, прошли мимо умолкнувшей толпы, мимо него, прижимавшегося всем телом к нагретой за день стене, и скрылись в одном из ближайших переулков.
Он бросился на их поиски и спустя какое-то время сумел отыскать всех троих на самой окраине Назарета, сидящих в тени деревьев старой кедровой рощи. И вот здесь он, словно заново, увидел глаза Иисуса. В них не было осуждения, напротив, брат смотрел на него доверчиво, как ребенок, обнаруживая свою полную беззащитность, и в то же время этот взгляд таил в себе такие потрясающие глубины, заглядывать в которые обычному человеку было не просто опасно, но смертельно опасно. Взгляд этот словно передавал некую метку, некий опознавательный знак, говоривший, что отныне тот, чьей судьбы он коснулся, уже никогда не сможет вернуться к прежнему своему существованию, ибо все, что казалось до сих пор важным и значительным, все, что имело хоть какую-нибудь ценность в его жизни, превращалось в абсолютное ничто перед сокрушительным вихрем всепоглощающей вечности.
Он не помнил, как долго просидели они, наслаждаясь живительной прохладой, идущей от стволов кедровника. Память сохранила только удаляющиеся на фоне темнеющего неба фигуры трех путников. Он смотрел им вслед и понимал, что Иисус никогда больше не вернется к материнским объятиям, что дорога, избранная братом, была дорога к иным мирам, где дом в Назарете оказался почти невидимой пылинкой, затерявшейся в пространстве, неподвластном времени.
Когда поздно вечером, почти ночью, он вошел в дом, мать и обе сестры молча посмотрели на него и не задали ни единого вопроса. А он, скрестив ноги, сел в углу комнаты и, раскачиваясь из стороны в сторону, тихонько выл от того, что будущее, которое накатывалось на него, было темно и страшно.
Впрочем, он не любил вспоминать об этом.
7
Музыка над головой неожиданно оборвалась, он понял, что наступило время перерыва и коротконогая учительница вышла на лестничную площадку, чтобы сделать свою первую с начала занятий затяжку. Еще он подумал о том, что знает эти длинные сигареты с тонкой примесью ментолового аромата. Ли-Ли курила точно такие же, и он однажды испугался, поднимаясь к себе и почувствовав струящийся по подъезду характерный запах. Впрочем, его испуг оказался напрасным, Ли-Ли
