которое он хотел получить в постриге, было имя святителя Варсонофия Казанского, от юности возлюбленного им угодника. В ответ на письмо к матери Варваре отец Александр получил от нее письмо вместе с параманом и образом Казанской Божией Матери, которые матушка с любовию посылала ко вступающему на новый путь «обручения с Господом и смерти для мира», по слову ее.
Наконец 18 марта 1915 года в Великую Среду состоялся постриг отца Александра в мантию. Лучше всего привести здесь его подлинные слова, оставшиеся нам от этого дня:
«18-го марта 1915-го года. День пострига. Родители! и есть сын у вас и нет его, и умер он и жив он! (Господи! всегда бы таким себя чувствовать]). Охватит сердце твое злоба, хватайся рукою за сердце… а там на кресте Сама Любовь – Христос Распятый. Все хороши, все добры зело».
«Евангельский старец, поручившийся за меня, – продолжает далее батюшка, – может быть похвалой для меня на страшном суде Христовом, если представит меня таковым, яковым приял от св<ятого> Евангелия, и я явлюсь для него похвалой, если соблюду все заветы его (2 Кор 11:14) – связь между старцем и учеником.
В сей день рядовое мое Евангелие Мф XIX гл. Из него обрати особое внимание <на> ст<и>х<и> 17-30[6]. Апостол рядовой – 2 Кор 7 гл.».
19 марта новопостриженный пишет на том же листочке: «Батюшка о<тец> игумен постригал вместе с о<тцом> Митрофаном. Один постригал и одевал, а другой читал. Когда батюшка начал постригать и уже отстриг первую прядь, но имени все не говорил, а что-то усиленно шептал, потом еще отстриг и тогда уже сказал: Агафон. Потом он говорил мне, что хотел назвать меня Агапитом (Печерский), но при самом постриге забыл это имя и никак не мог припомнить и только твердил А… А… А…, ав это время в уме все вертится и на язык просится Агафон, Агафон… Ждал батюшка, так и не припомнил и сказал: брат наш Агафон. Такова воля Божия. Мне это имя тотчас по наречении не понравилось, как и все в постриге (были замешательства, пропуски в отдельных словах и пр.), но потом, когда встал перед святой иконою Спасителя, все переменилось и имя не только понравилось, но как-то прямо сердцем почувствовал особое расположение к сему имени и угоднику Божию».
«Перед исповедию батюшка сказал: если хочешь, чтоб я тебя принял от Евангелия, так вот тебе мои заповеди, если согласишься их выполнять, то я приму тебя. Я, конечно, согласился. Заповеди: 1) не ездить на станцию, 2) не выходить без дела за вороты, 3) не читать газеты, 4) не празднословить».
«Батюшка сказал: когда будешь лежать ниц пред постригом – молись, чтобы Господь сподобил беспреткновенно и неосужденно совершить монашеский подвиг». «Когда полз я, все время отставал: очень быстро ползли собратия и мне мешал “хитон”…»
На третий день пострига, в Великую Пятницу 20 марта, батюшка пишет на той же бумажке: «Это особая неизреченная милость Божия, не по делам ниспосланная, что пришлось постригаться в такие великие дни Страстной седмицы, служба которой воистину богодохновенна
