style="font-size:15px;"> Так определяются новые качества, получаемые в святом таинстве, качества, служащие выражением отношений между пастырем и духовными детьми. Но смиренный священноинок не на эту сторону обращал теперь свое внимание. Труды для людей ждали его в будущем, сейчас же и в сане иеромонаха он по-прежнему искал только одного служения Господу, с прежней ревностью и тщательностью следил за жизнью своего внутреннего человека, утешался тем, что теперь еще преискренней, еще полнее и непосредственней мог он оплакивать свои неправды перед Престолом Божиим.
Старец отец Герман за эти годы стал заметно слабеть, иногда не мог уже достаточно точно разбираться в течении внутренней жизни своих духовных детей. Отец Агафон открывался поэтому старцу Алексию и обращался к нему за советами. Те же труды по полю и сельскому хозяйству лежали на отце иеромонахе; снова он тщательно записывает в своем сельскохозяйственном календаре в 1921 году, что «боронили поле за прудом дисковой бороной… посеяли овса и яровой пшеницы, вспахали песок, садили картофель…».
Об этом труде нашего батюшки любовно вспоминает старец Митрофан в одном из своих писем к нему: «…Вот и дорожка в обитель, которую ты вскопал и потом своим облил… Вот прекрасные долины и поляны, окутанные цветами, где братии имели покой во время трудов своих. И ты старался облегчить братские труды своим искусством, ездя на лошадке из конца в конец, истребляя злачную траву, да будет она в пользу твоим коням…»
Служение в храме, послушание по сельскому хозяйству сменяли друг друга; там и здесь – внутреннее самовоззрение, работа над сердцем. Очевидцы говорили, что в это время отец Агафон, уже иеромонах, сторонился людей, посетителей монастыря, даже бегал от них. Самое большее, если кратко ответит на необходимые предложенные ему вопросы. Очевидно, что внимательный ученик строгого старца по-прежнему воспитывал себя в невмененные, по-прежнему находя удовлетворение душе своей в строгом иноческом делании. Монашество как путь, как жизнь составляло по-прежнему единую его цель. Поэтому и обращался он к своим старцам в эти годы, прося пострига в схиму, горя желанием «быть монахом», по блаженному Симеону.
Может быть, здесь уместно будет привести слова старца Митрофана из упомянутого выше письма его к батюшке: «Я постоянно вспоминаю юность твою и то озарение Божественное, которым ты озарен был от юного возраста, стремление и тяготение к той святой обители, где водворились наши блаженнейшие отцы. Ты, как младенец, ссал духовное млеко из бьющего духовного источника. Оно смягчало и согревало твое юное сердце… к тому Божественному желанию ты всегда стремился, откуда исходил свет невечерний… В храме Божием вспоминаю тебя: ты становился направо около иконы Умиления; я стоял сзади, радовался твоему восходу к жизни».
И эта внутренняя жизнь под руководством старца не могла не проявить себя; плоды долголетней внимательной работы над своим сердцем не могли не сказаться:
