с тобой своими планами. Может быть, я пошла в музыкальную гостиную, чтобы поупражняться на фортепиано, а может быть, я решила получить утреннюю аудиенцию у папочки. А раньше положенного времени никто не посмеет будить нашего отца.
– Ты все обдумала, милая Заза, – с восторгом произнесла Рахель. – Какой у тебя практичный ум!
– Не хвали меня заранее, пока мой план не удался. Я стала такой находчивой только после того, как приняла решение удрать из дворца, – со смехом призналась Заза. – Но вспомни, что наша мама часто говорила: «Если уж что-то делать, то делать хорошо!» И мое бегство должно быть спланировано со всей тщательностью.
– Разумеется, – согласилась Рахель. – Какой будет стыд и позор, если тебя поймают и приволокут обратно за шиворот с полдороги в столицу Франции.
– Это было бы ужасно, но… этого не случится никогда, – твердо заявила Заза.
Сестры проговорили далеко за полночь, перебирая в воображении все детали будущего путешествия Марии-Селесты. Прощаясь, Заза сказала сестре:
– Я обязательно постараюсь узнать в Париже, что можно предпринять в связи с твоей болезнью, милая Рахель. Всем известно, что французские доктора самые лучшие в мире, а наши эскулапы невероятно тупые и невежественные.
Глаза Рахель просветлели.
– Если у тебя будет время подумать об этом, то буду тебе очень благодарна, Заза. Как будет замечательно, если ты узнаешь о каком-нибудь чудодейственном лекарстве.
– Конечно, я не забуду про тебя, – пообещала Заза. – Кто мне дорог на свете больше, чем ты, сестричка? Я бы хотела написать тебе оттуда, но боюсь, что это будет неосторожно с моей стороны.
– Могу себе представить, что скажет папа, обнаружив в дворцовой почте открытку с видом Эйфелевой башни, – хихикнула Рахель.
Обе сестры закатились от смеха, вообразив, каким багровым от гнева станет лицо великого герцога.
И вот Заза уже на полпути в Париж.
В волнении, чуть ли не прижав носик к оконному стеклу, девушка выглядывала, недоумевая, куда подевался ее рассеянный профессор. К великому ее облегчению, она завидела седую, развевающуюся на ветру шевелюру, издалека заметную в толпе.
Он напоминал циркового жонглера. В одной руке месье Дюмон нес тарелку с булочками, с нарезанной поджаренной ветчиной и аппетитными пирожными, густо украшенными кремом. В другой руке он сжимал фаянсовый кофейник с прикрепленной к нему цепочкой кружкой.
Заза поспешила открыть ему дверь в купе и помочь подняться.
– Как все это соблазнительно выглядит! – воскликнула она.
– Вы должны выпить кофе как можно скорее и съесть булочки, потому что я должен вернуть посуду. Буфетчик взял с меня большой залог.
Глаза девушки сверкнули в усмешке. Было поразительно, что кто-то мог подумать, что человек с такой внешностью, как у профессора, способен украсть дешевый
