style="font-size:15px;"> В Штаты мы вернулись в 1996 году. К этому времени я уже была готова. Я собрала все свои посредственные снимки из Buenos Aires Herald и отправилась в New York Post, New York Daily Post и Associated Press (АР) с твердым убеждением в том, что меня непременно должны взять на работу. Тогда я была самоуверенной девицей двадцати двух лет от роду, в стильных джинсах, белоснежной рубашке и туфлях на толстой черной платформе. (Рост у меня невелик, и я терпеть не могу туфли на плоской подошве.) В газетах меня включили в список «стрингеров», чтобы обращаться ко мне, когда им понадобится фотограф для разовых поручений. Ни один фотограф из этого списка ни разу не отказался ни от одного поручения, даже если из-за этого приходилось пропустить романтический ужин, проснуться в пять утра, торчать часами на морозе во дворе суда или снимать детей, играющих в фонтане пожарного гидранта в жаркий летний день. Поначалу задания были не шибко интересными, но я бралась за все – с радостью.
В АР работу мне дали почти сразу же. Я снимала протестные демонстрации, пресс-конференции, городской совет, несчастные случаи. Я снимала Монику Левински во время одного из ее первых публичных выступлений в шоу Today. Я фотографировала людей, смотревших на большие экраны на Таймс-сквер, когда индекс Доу-Джонса взлетел выше 10 000. Я снимала парад команды Yankees, который превратился в ежегодное событие, потому что Yankees каждый год выигрывали кубок. Я никогда не возвращалась без удачной фотографии. Такие агентства, как АP или Reuters, поставляют статьи и фотографии газетам, журналам и телевидению. У них есть фотографы-фрилансеры во всех странах мира, и оправданий, что не получилось, они не принимают.
В АР моим наставником стал штатный фотограф Бебето, который по выходным работал редактором. На протяжении трех лет он звонил мне практически каждую субботу.
– Ты готова? – спрашивал он со своим легким ямайским акцентом.
Бебето было уже за сорок. Он высился надо мной, как гора. Бебето всегда был очень сосредоточен, но в свободные минуты искренне хохотал по любому поводу. Он сразу решил, что возьмет меня под свое крыло и научит настоящей фотографии. Когда я возвращалась на пятый этаж офиса АР с отснятыми пленками, он просматривал мои негативы через лупу и обсуждал каждый кадр. Иногда он браковал всю пленку – все 36 кадров. Он говорил то, что я пыталась понять интуитивно. Он учил меня читать свет: рассказывал о силе солнца на рассвете или перед закатом, когда весь мир окрашивается волшебными золотистыми лучами, а тени становятся длинными и танцующими; он говорил о столбах света на углу улицы между домами; он объяснял, как войти в комнату и найти свет от окна или от слегка приоткрытой двери. Он учил меня композиции. Он показывал, как заполнять видоискатель объектом и важной контекстной информацией – тем, что придает снимку чувство места.
Но главное, чему он меня научил, это искусству терпения. Камера порождает напряжение. Люди сознают силу камеры, и это заставляет их инстинктивно напрягаться, испытывать неловкость. А Бебето научил меня оставаться
