всегда уязвим. Явный прокол. И еще… Неспроста храпящих урезонивают, заставляют выныривать из глубин храпа «цоканьем». Или «цеканьем»? Или все же «циканьем»?
«У кого как выходит, Ванечка…»
«И то верно. Главное, чтобы притих… ла. Если дверь».
«…ло. Лучше “ло”. Так ни с какой стороны не сексизм».
«Согласились. Ло. Как Джуд».
«Как Джуд».
Признаться, я поражен необычной покладистостью дверного замка. С чего бы ему выслуживаться передо мной? Видимо, замыслил что-то недоброе, распыляет внимание. Расслабляет мозг человеческий, чтобы врасплох меня, маленького, прищучить.
– Всё равно спасибо, – шепчу в надежде, что зачтётся.
При этом думаю о нем: «Сука зловредная». Потому что понимаю: не будет мне послабления ни при каких раскладах. По любому не отверчусь. Уже, можно сказать, – попал. Данность. Всего лишь вопрос времени.
«Сука? Нет, сука – это цепочка. Брякает что ни попадя. Замок все же – козел. Козел зловредный. Или сучок. Сучок тоже можно».
Я возвращаюсь к себе.
Я уже не мышь, а если и так, то «вожделенный сыр съеден» – Дядя Гоша отправлен восвояси. Уже трусит где-нибудь возле близлежащих построек в охоте на обыденные свои радости. Так ведь и день не праздничный. Обычный день. Пятница.
Теперь я бесшумен как подлодка на боевом дежурстве, хотя и перемещаюсь «вприжмурку», почти с закрытыми глазами. Уповаю на то, что шанс снова уснуть, покемарить еще часок-другой испарился не весь. Если повезет, остатков дремоты достанет для удачной попытки. И матушке уже нет повода вмешиваться. Что отрадно. Требовалось встать – встал. Потом опять лег. Но ведь встал же! Зачет вам, Иван Васильевич, по предприимчивости.
«Сын, ты шутишь!»
«Ну, вот уже и “сын”. А куда подевался милейший Ванечка?»
«Вот и я бы хотела знать, где он запропастился. И когда, спрашивается, его подменили на откровенного бездельника – тоже. “Милейший”… Чудесный образ. Это ты не о себе ли?»
«Мамочка, мамулечка, ты же знаешь, что мне сегодня не надо на службу. Мне нужно к до-октору. А для этого сил набраться положено. И вообще с мыслями собраться».
«Ну… С такими мыслями тебе безусловно нужно к доктору. Кто бы спорил. Но к другому».
«Ты про мозгоправа?»
«Не я сказала. Ты бы передумал, пока не поздно. Может, порадуешь… матушку? Ты ведь так обо мне подумал: “Матушка”? Старорежимно, несколько отстраненно, но в целом уютно. Как вязаным платком укутал».
«Да-а… Нет, конечно. “Да” – это по поводу матушки. “Нет” – ко всему остальному. Не передумаю. Про платок понравилось, сильно с платком».
«По-моему, дурака ты валяешь, друг мой любезный».
«И сам дураком валяюсь. Дай поваляться-то, если в самом деле тебе любезен твой друг».
«Ну, будь по-твоему…»
