их размера и при их высоте над водой, или рассыпать картечь, как ваши бомбарды, то я надеюсь, что, прежде чем мы расстанемся, вы успеете убедиться в обратном.
– Эти пушки обещают многое, – сказал лоцман, по-видимому не знавший о приятельских отношениях между двумя офицерами и желавший их примирить. – Не сомневаюсь, что в бою они будут действовать весьма убедительно для неприятеля. Я вижу, что вы им всем дали названия – наверное, по заслугам. Имена у них на редкость выразительны!
– Плоды досужей фантазии, – со смехом заметил Барнстейбл, глядя на пушки, на которых красовались странные названия: «Боксер», «Сокрушитель», «Гонитель», «Покоритель», «Истребитель» и «Гвоздильщик».
– Почему же у вас осталась безымянной та пушка, которая стоит на середине корабля? – спросил лоцман. – Или вы называете ее, как принято, «старушкой»?
– Нет, нет, у нас на борту нет таких бабьих названий, – ответил Барнстейбл. – Пройдите дальше к корме, и вы увидите на лафете вполне достойное имя.
– Странное название, хотя, быть может, в нем есть некоторый смысл!
– Больший, чем вы думаете, сэр! Тот замечательный моряк, что сейчас стоит у фок-мачты и в случае нужды может заменить собой любую часть рангоута[32],– командир этого орудия и не раз при его помощи выдерживал горячие споры с Джоном Булем[33]. Ни один солдат не наведет свой мушкет более метко, чем мой рулевой свою девятифунтовую пушку. Вот почему, а кроме того, из-за некоторого сходства между ними – оба они долговязы, – мы и назвали это орудие тем именем, которое на нем написано: «Длинный Том».
Лоцман с улыбкой выслушал объяснение, но, когда он отвернулся, лицо его снова приняло выражение глубокой задумчивости, которое ясно показывало, что он шутил, лишь уступая минутной слабости. Поэтому Гриффит поспешил заметить Барнстейблу, что, поскольку ветер значительно спал, они могут следовать по назначению.
Призванный к исполнению своих обязанностей, командир шхуны прекратил столь приятное для него перечисление достоинств своего судна и отдал необходимые приказания. Маленькая шхуна, повинуясь рулю, легла на фордевинд и, распустив паруса, на которых из благоразумия было взято по одному рифу, со скоростью метеора понеслась на волнах, удаляясь от фрегата. Черная громада корпуса могучего корабля вскоре скрылась вдали, и еще задолго до того, как солнце опустилось за холмы английского берега, высокие мачты стали уже едва заметны, да и то лишь благодаря облачку парусов, помогавших кораблю лежать в дрейфе. И по мере того как исчезал из виду фрегат, из пучины морской поднималась земля. Вскоре отважные моряки уже отчетливо различали помещичьи дома, скромные фермерские коттеджи и даже смутные линии изгородей, но вот и они скрылись в покрывшей землю вечерней мгле. Теперь только контур берега смутно маячил впереди да угрюмые волны грозно ревели за кормой.
Все же маленький «Ариэль», скользя по волнам, как водяная птица в поисках места для ночлега,
