я ни в коем случае не решился бы подвергать вас столь тяжкому испытанию, – возразил полковник, умиротворенный уступчивостью капитана. – Я и так в неоплатном долгу перед вами, капитан Борроуклиф, за то, что вы столь охотно согласились защищать мой дом от этих пиратов и бунтарей, какими, к сожалению, стали мои сбитые с толку соотечественники.
– Бывают обязанности и потруднее, а наград за них не ждут, мой почтенный хозяин, – ответил воин. – На постое в деревне обычно очень скучно, да и вино всегда отвратительное. А в таком доме, как ваш, можно сказать, как сыр в масле катаешься. И все же у меня к вам есть претензия. Рад бы молчать, да не могу. Я обязан говорить как человек и как солдат, иначе я обесчестил бы свой мундир.
– Скажите, сэр, и причина вашего неудовольствия тотчас будет устранена, – ответил несколько удивленный хозяин.
– Вот мы трое, сэр, сидим здесь с утра до ночи, – продолжал офицер. – Народ мы холостой, вкусно едим, славно пьем – все по вашей милости, но живем как откормленные отшельники, а в это самое время две прекраснейшие девицы изнывают от одиночества в двух шагах от нас, не слыша даже наших почтительных вздохов. Это упрек нам обоим, полковник Говард: вам – как старому солдату и мне – как молодому. Что же касается нашего приятеля Кока с его комментариями на Литтлтона, то пусть он, знаток юридических ухищрений, сам защищает свое дело.
Полковник на миг нахмурил брови, а желтые щеки Диллона, который в продолжение всего разговора сидел в угрюмом молчании, казалось, еще больше побледнели. Но понемногу морщины на лбу полковника снова разгладились, а губы Диллона растянулись в иезуитской усмешке. Впрочем, капитан, всецело занятый вином, которое он прихлебывал маленькими глотками, словно желая по достоинству оценить каждую каплю, оставил ее без внимания.
– Борроуклиф, – сказал полковник Говард, прерывая стеснительное молчание, – пожалуй, имел основание сделать такой намек…
– Это была формальная претензия, – перебил его офицер.
– И справедливая! – продолжал полковник. – Согласитесь, Кристофер, что дамы отнюдь не должны из-за страха перед нашими соотечественниками-пиратами лишать нас своего общества, хотя, возможно, осторожность требует, чтобы они оставались у себя в комнатах. Из уважения к капитану Борроуклифу мы должны, по крайней мере, пригласить его вечером на чашку кофе.
– Именно это я и хотел сказать, – подтвердил капитан. – Что касается обеда, то он и так очень хорош, но по-настоящему умело разливать кофе может только женщина. Итак, вперед, мой дорогой и уважаемый полковник! Предпишите им дать приказ вашему покорному слуге и мистеру Коку с его комментариями на Литтлтона выступить с галантными речами.
Диллон скорчил гримасу, которая должна была изображать саркастическую улыбку, и ответил:
– Разве вы не знаете, почтенный полковник Говард и храбрый капитан Борроуклиф, что легче победить врагов Его Величества на поле брани, чем сломить упрямство капризной женщины?
