style="font-size:15px;"> Черт…
Вот уж действительно, черт…
Черница вонзает в голову куклы острую иглу с крохотной бумажкой. Хочу броситься на старуху, броситься не получается, падаю, лечу кувырком, стража, стража, ай-й-й, насилуют, да ты на себя посмотри, кто ж на такую позарится…
– Вот, Ваше Высочество…
Протягиваю принцу восковую куклу, интересно, признает он в ней себя… Признал, бормочет что-то, вылитый я, и верно, к крошечному камзолу черница прикрепила даже крошечную шпагу из лучины…
– А вот, чем черница пыталась пронзить вашу голову, ваше высочество.
Показываю иголку с нанизанной на ней бумажкой.
– Что там, Горацио?
– Всего одно слово, ваше высочество. Слово, которым черница хотела покарать вас. Слово – безумие.
Принц недоверчиво смотрит на фигурку.
– Черницу казнят в полдень, Ваше Высочество. Можете не сомневаться, вам больше ничего не угрожает.
Принц недоверчиво кладет восковое изваяние в шкатулку, закрывает на ключ. Горацио говорит еще что-то, как всегда трещит без умолку, кто его вообще навязал принцу, мать, не иначе… а ничего парень, не промах, ловко он разыскал черницу, не зря пьет вино и ест рябчиков в королевских покоях…
И все-таки…
И все-таки не уходит мерзехонькое чувство, что кто-то стоит за спиной принца, кто-то движет его руками, кто-то говорит его голосом. Кто-то… принц то и дело отряхивает руки, пытается освободиться от невидимых пут.
Нет, вроде бы ничего…
Показалось…
Приближенные во дворце то и дело смотрят на свои руки, Клавдий проверяет запястья, Розенкранц и Гильденстерн ощупывают головы, не тянется ли что-нибудь из затылков… нет, ничего. Показалось. Померещилось… Это все принц с ума сходит и других туда же…
Кукловоды берутся за крестовины, тянут за нитки Гамлета, Офелию, Клавдия… распутывают нити у королевы, у Горацио нитка оборвалась, спешно подвязывают…
Поднимается занавес
Сцена Пятая. Эльсинор. Зала в замке. Входят Королева, Горацио и Первый Дворянин…
Рассыпуха
Новенький.
Это я сразу понял – новенький. Так-то я лиц не запоминаю, на кой черт их запоминать, все равно у нас больше двух дней никто не задерживается, не успеешь спросить – как зовут. А тут как торкнуло что-то – новенький. Может, потому что зубы скалит, улыбается, у нас кто денька два-три поработает, тому уже не до улыбок.
И ни до кого, и ни до чего.
– Новенький? – спрашиваю.
– А… а вы как догадались?
– А у стареньких у всех пальцы пооткусаны, груз-то у нас кусается…
Он смотрит на меня. с ужасом. Оторопело. Кажется, вот-вот драпанет прочь от склада, от фур, от всего, от всего…
А нет, понял, заулыбался, дошло до него,
