начальничек ваш наобещал на сто лет вперед работы… тьфу на него…
– Так эту фуру уже лет двести разгружают… при мне тридцать лет мешки оттуда носят, и до меня еще…
Парень смеется, думает, вру. Ну думай, думай…
– А что в мешках-то?
– Много будешь знать, скоро состаришься.
– Не-е, я серьезно.
– И я серьезно. Тебе за работу платят? Платят. А все остальное это не твоя печаль, что тут как…
Говорю, как когда-то говорил мне начальничек, как сейчас вижу тощие скулы, снуют туда-сюда за впалыми щеками. Да кажется, он и сам толком не знал, что там. И тот, кто его самого нанимал, тоже не знал. И тот, кто нанимал того…
– А не хотелось… хоть глазком взглянуть?
– Начальник тебе потом так взглянет, без глазков останешься.
На этот раз не улыбаюсь. Говорю серьезно. Все остальное как-то с рук сходит, а с этим строго, начальничек наш как чует, что кто-то хочет в мешок сунуться… потом так нам сунется…
Смотрю на фуру, которая в обе стороны теряется где-то в бесконечности. Смотрю на приземистый склад, который начинается здесь, и теряется где-то по ту сторону горизонта. Думаю, какое поколение разберет эту фуру, и как это будет.
Уборщица – драные джинсы, волосы в пучок – сгребает опавшие звезды, ворчит, вот, опять нападали. А ты как хотела, голуба, осень…
Фура продвигается вперед еще на несколько метров. По привычке все смотрим назад, не виден ли конец фуры.
Не видать.
Грохот.
Звон разбитого стекла.
Даже не стекла, я не знаю, чего…
Оборачиваемся. Все, разом. Смотрим на новенького. Ему, кажется, не по себе, что на него все смотрят, и еще более неловко, что споткнулся, свалился, грохнул мешок…
Смотрим.
От мешка разлетается, рассыпается что-то во все стороны.
– Нд-а-а, влетит…
– Из зарплаты вычтут…
– Какое из зарплаты, как пить дать выгонят…
– Если бошку не снимут.
– Парни, вы чё встали-то, собирать кто будет?
– Он рассыпал, он и…
– Что он и, бошки-то всем нам поснимают, начальничек разбираться не будет…
Кидаемся на подмогу, затравленно смотрим на окошко начальникова кабинета, вот сейчас высунется, покажет глубоко запавшие глаза, острый нос… Нет, не высовывается, парни говорят, улетел сегодня куда-то, Тоха даже видел, как он улетал, из окна вылетел, руками замахал…
Что-то с грохотом разлетается из мешка во все стороны, блестящее, сияющее, непонятное…
– Лови-лови-лови!
– Ач-ч-черт, жжется…
– А ты как хотел?
– А это что такое было вообще?
– Что было, то было… ох… закат заалел, сама полюбила… никто не велел…
Мечемся по платформе, собираем что-то сияющее. Вот оно разлетается, вот оно складывается
