кроме Хабибуллы, на Кубани оказались ещё три родственника из родного села – Сабит, Али и Султан. Они владели в Ейске собственной мануфактурной лавкой. Сабит, старший хозяин, бывал часто в разъездах, а младшие – Али и Султан – торговали. Они-то и надоумили Ибрагима и Мудуна открыть в станице такую же лавку. Дело чистое, не то что возиться с закопчёнными котлами, примусами, кислотой да нашатырём, с неотмываемой сажей, въедавшейся в руки.
Так со временем сменили кавказцы ремесло лудильщиков на торговое дело. Открыли сначала мануфактурную лавчонку, потом магазин, который давал неплохую прибыль. В нём было всё для того, чтобы и казака с ног до головы одеть-обуть или украсить доброго коня попоной, кабардинским седлом, отделанным серебром, крепкой уздечкой и лёгкими стременами. Часть товаров – черкески, андийские бурки, конскую сбрую, сёдла – Ибрагим скупал по всему Кавказу вместе с кинжалами, шашками, пистолетами, а каракулевые и овчинные папахи, лёгкие ноговицы братья шили сами. Не только челбасцы, но и казаки других станиц приезжали к дагестанским купцам и, облачившись в одежду кавказских всадников, гордо восседая в мягких, удобных кабардинских сёдлах, довольные уезжали.
Богатству, нажитому трудом Ибрагима и Мудуна, народ не завидовал. Они не только под расчёт, но и в долг отпускали честным уважаемым казакам свои товары. За то и были уважаемы. И ещё за то, что не кичились своим состоянием, не возносились над теми, кто ничего не имел, не чурались немощных, старых казаков и по-прежнему спешили вечерами туда, где играла гармошка. Среди молодёжи была и Прасковья Гавря.
Как боролся Ибрагим с воспламеняющейся с каждым днём любовью к Паше! Он свято верил в Аллаха, пятикратно в день молился. Боролся со своими чувствами потому, что там, в горах, в родном ауле Хуты, была у него наречённая, которую выбрал для него отец. Как пойти против воли отца? Знал, вся родня будет недовольна, хотя открыто и не выразит свой протест.
Но без любимой мир тесен, несмотря на его просторы. Конечно же, он только на Прасковье женится. А вдруг не выдадут её родители за горца? Вдруг она сама не захочет отречься от христианской веры? Но семья Гаври дала согласие сватам Ибрагима – почтенным казакам станицы, с которыми явился сам атаман Чубарь. Согласилась выйти за Ибрагима и Прасковья. За неё были рады и братья Василий, Иван и Леонтий. Никто из станичников не осуждал Гаврей, лишь один поп, невзлюбивший гордую, дерзкую Гавричиху, Елену Васильевну, сказал кому-то из церковных служак:
– Не благословлю, не дам отпущения девке, отрекающейся от Христа.
Услышав об этом, Ибрагим в воскресный день, после окончания богослужения в церкви, когда разошлись прихожане, переступил порог святилища. Увидев его, поп сначала широко раскрыл глаза, потом, сощурившись, гневно воскликнул:
– Как смел, нехристь, осквернить святую обитель?
– Выйду, – ответил Ибрагим, – но скажу тебе, святой отец, плохой ты пастырь. Истинный служитель веры Христовой старается умножить паству, обратив иноверцев в христиан. Быть может, я и пришёл
