наша прогулка по дому совершенно её успокоила, она восприняла его как настоящий дом, дом, в котором живёт семья. И присутствие такого количества мужчин тоже её не пугало, она всех уже знала, да и испытание балом прошла. И неожиданно легко поддалась моей игре, что мы никого из мужчин не видим, просто вдвоём ужинаем и выпиваем за свои, только наши женские тосты. Самуил наливал нам немного вина в бокалы, мы с Норой таинственно перемигивались, делая вид, что уж мы-то знаем, за что пьём и торжественно это вино выпивали. Даже Виктор сидел, широко раскрыв глаза, и не мог ничего сказать. А вот так, дорогие мужчины, думали, что мы будем стесняться и смущаться, а мы вот вам какое цирковое представление устроили, любуйтесь.
Не было необходимости как-то сдерживать Аарона, он сидел совершенно в невменяемом состоянии, даже дышал через раз, судя по напряженному лицу. Образ тихой, закрытой Норы, очень сдержанной, ещё может немного испуганной совершенно поблёк от её сегодняшнего поведения за столом. Она улыбалась, смеялась наравне со мной, иногда поглядывала на мужчин, ничем не выделяя Аарона, чем ещё больше сбивала его с толку.
Когда вино закончилось, и я закурила, неожиданно послышался голос Арно.
– Катя, я так хочу услышать, как ты поёшь, пожалуйста, спой нам.
Спеть? А что, почему бы и нет, я хитро подмигнула Норе, затушила сигарету и посмотрела на Глеба, он улыбнулся мне ободряюще. Значит – поём.
Что стоишь, качаясь, тонкая рябина,
Головой склоняясь до самого тына.
А через дорогу, за рекой широкой,
Так же одиноко дуб стоит высокий.
Как бы мне, рябине, к дубу перебраться.
Я б тогда не стала гнуться и качаться.
Тонкими ветвями я б к нему прижалась
И с его листами день и ночь шепталась.
Но нельзя рябине к дубу перебраться,
Знать, ей, сиротине, век одной качаться.
И произошло чудо, Нора мне стала подпевать, сначала очень тихо, но потом под моим восхищенным взглядом всё громче и громче, и у нас получился очень даже неплохой дуэт. Голос у Норы оказался тоже с легкой хрипотцой, может, от волнения, может такой от природы, поэтому мы попадали в одну тональность, и песня получилась такой страстной, такой женской, страдательной. Легкий акцент Норы лишь добавлял оригинальности в исполнение. А как она посмотрела на Аарона, когда мы закончили петь и ждали реакции мужчин! Они все сидели и смотрели на нас в полном молчании, первым в себя пришёл Глеб и захлопал, потом уже остальные поддержали, а Виктор кричал «браво». Я подмигнула Андрею, появившемуся в дверях, он кивнул и исчез. Тихонечко я спросила Нору:
– Что ты ещё знаешь? Что Лея тебе пела?
– О шали, вишневой шали.
– Давай!
– Я одна?
– Пой,
