рыба она и есть рыба. Улыбался, но глаза оставались тревожными, тёмными. Он посмотрел мне за спину, я обернулась и увидела Глеба.
– Я готова завтракать, идём?
– Ты иди, я поговорю с Олафом.
А чтобы я не передумала, он подхватил меня и перенёс в комнату.
– Глеб, я понимаю у вас дела всякие, но всё, что касается меня, я должна знать!
Он остановился у порога, постоял спиной ко мне, потом повернулся и ответил:
– Ты всё узнаешь.
– Я ничего не боюсь!
– Я знаю.
И ушёл. А глаза как два провала, Олаф ему уже что-то сказал обо мне. Я долго стояла в гардеробной совершенно без мыслей. Потом решительно выбрала яркое зелёное платье с шикарной отделкой из белого кружева. Кружево итальянское, очень красочного мелкого плетения, даже узор сложно разобрать, оно красиво легло на воротник и волнами расходилось по краю рукава. Подумала, надела ожерелье Глеба и кольцо с изумрудом.
Когда я вошла в столовую, все встали. Не зря я вчера весь день боролась с Глебом, лицо жены командора явно проявилось на моей физиономии. Пожалуй, я погорячилась в оформлении своего решения всё узнать. Глеб, сидевший на диване в яркой футболке, почти как у Андрея, и джинсах, округлил глаза в изумлении. Олег с Виктором сразу подскочили и вытянулись как бойцы, руки по швам, никакой улыбки на лице. Олаф тоже поднялся, хотя не очень понял почему. Самуил сначала тоже встал, потом посмотрел на Глеба и сел, подумал, и опять встал весь в сомнении.
Глеб подошёл ко мне и спросил:
– Катя, я что-то пропустил? Мысль или уже решение?
– Мысль. И решение.
Он постоял рядом со мной, приподнял бровь и сделал лицо командора, футболка этому не помешала. Обернулся на всех и скомандовал:
– Свободны.
– Глеб, подожди, не свободны, я со всеми хочу поговорить!
Но командор есть командор – все исчезли, даже Самуил как-то умудрился испариться. Глеб уселся напротив меня на пол и, улыбнувшись, заявил:
– Изрекай своё решение. И мысль.
Совершенно растерявшись от стремительного командорского поведения, я промычала что-то нечленораздельное и плотно замолчала.
– Я тебя не совсем понял, повтори, пожалуйста.
Вздохнув, я сложила руки на коленях и шёпотом сказала:
– Глеб, я же понимаю, что-то случилось, что-то Олаф узнал обо мне, я готова на всё и всё пройду. Я не хочу, чтобы ты один об этом думал, я тебя знаю – будешь молчать, и мучиться один до последнего. Придумал вчера меня сердить, но я же понимаю, не просто так, что-то за этим стоит.
Я опять вздохнула, и поступивший в легкие кислород принёс ответ.
– Эмоции. Что-то с моими эмоциями, тебе нужны были мои эмоции. Так?
Глеб побледнел, но не ответил, только крепче сжал руки на коленях. Я взяла ладонями его лицо и спросила:
– Всё по кругу? Всё заново, эмоции, память…
