потом разъезжал он с казенными поручениями по Азии, был в Стамбуле, привык к военным делам и внезапным смятениям, которые потом оказывались победой или поражением. Но при Александре он был в тени, азиатские дела были не в моде, а теперь настал его час: было азиатское brouhaha, и Нессельрод без него ни на шаг. Дальних стремлений у него, как и прежде, не было, но было одно тайное: быть исконным русским дворянином, чтоб все забыли греческие звуки его фамилии. Хотел он также приращения имений и еще хотел быть предводителем дворянства, хоть уездным.
Время было неверное, равновесие полетело за борт, Восток, может быть, будет завоеван, проект мог пройти.
Тотчас, как он погрузился в кресла, с двух сторон карлик и раскоряка протянули ему бумаги.
И Нессельрод засмеялся.
Грибоедов поклонился туда и сюда и пробежал глазами. Это были письма Нессельрода и Родофиникина Паскевичу. Он притворился внимательным. Писали о нем.
Письмо Нессельрода.
«Приезд г. Грибоедова и привезенные им доказательства, что мир заключен и трактат подписан, преисполнили радостью сердца всех…»
Нессельрод любил такие слова, как «доказательства» вместо «мир».
«Благодарение Богу Всевышнему, благодарение Государю Императору, мудро все устроившему… признательность Отечества победоносным войскам…»
(Дальше, дальше…)
«Скажу откровенно Вашему Сиятельству…»
(Ага!)
«…что известие о мире получено здесь так кстати, как нельзя более. Оно, без сомнения, произведет удовлетворительное впечатление на внешние наши сношения…»
(Почему, мол, затянули!)
«Грибоедов награжден соответственно заслугам его, и я уверен, что он будет нам полезен и впредь по делам Персии…»
(Очень нехорошо!)
Он улыбнулся, поклонился и пробежал второй листок, греческий.
«Слов не могу найти довольно выразительных, чтобы описать Вашему Сиятельству всеобщую радость, которою объята петербургская публика приездом любезнейшего Грибоедова…»
(Раскоряке поклон.)
«…Слезы врагов тоже, думаю, будут изобильны… Я сам одержим болезнью… Поздравляю душевно с новыми лаврами… Грибоедов поздравлен от самого Государя, и на другой день Карл Васильевич привез из дворца указы об ордене и четыре тысячи червонцев, согласно с Вашим представлением».
(Очень хорошо!)
«…Остается довершить дело, чтоб дать ему дело, и то будет».
(Что будет? То будет. Нехорошо!)
Вот как они заласкали его.
Нессельрод смотрел на него, подняв брови, ожидал признательности. Наконец-то он раскусил его. Курьер знал себе цену и требовал надбавки. Нессельрод не был жаден. Свойственник Паскевича – это нужно было принять во внимание. Он знал к тому же персидский язык и нравы, Нессельрод же путал Аракc с Арпачаем.
Все трое сидели и улыбались.
Начал Нессельрод.
– Дорогой
