успокоил его коллежский советник, – это будет мирное торговое соперничество, не более.
Акварельки висели. Во всем мире был мир. Не было воинственного духа. Было мирное соперничество, очень вежливое, Россия получала значение, чёрт возьми, – Англии! И он скажет герцогу Веллингтону: мирное развитие наших колоний… Боже! Как это не бросалось ранее в глаза: Закавказье – это ведь колония!
Акварельки висели на своих местах, зеленые марины привлекли внимание руководителя.
Да, но это очень… громоздко… пустынно. Это, правда, не война, но это тоже, может быть, отчасти… brouhaha… Льдинки, льдинки и… белые медведи. И с чего здесь начать? Это, вероятно, нужно отправить министру финансов, этот синий пакет. И потом – все-таки Паскевич. В самом деле, как же здесь Паcкевич?
Руководитель остановился глазами на итальянском музыканте, надувшем щеки. Щеки готовы были лопнуть. Картина слегка облупилась.
– Вы говорили, – спросил осторожно Нессельрод, – с Иваном Федоровичем?
Коллежский советник и глазом не моргнул.
– С общими начертаниями проекта Иван Федорович знаком.
С общими начертаниями – это означало, как говорил Сашка: напредки ничего-с.
Ага! Так вот он какой, этот свойственник! Это положительно приятный человек. И теперь мимо Паскевича, от имени министерства, можно сунуть императору проект. Превосходная мысль! Проекты в моде… Но не начнется ли все-таки возня с Паскевичем? И где доказательства… гарантии… этого меморандума? И тут Нессельрод по привычке взглянул вопросительно на Родофиникина. Грек был немного обижен.
С неимоверной живостью он пожал руку Грибоедову.
– Какой талант, любезнейший Александр Сергеевич! Я всегда, всегда говорил дорогому нашему графу.
И руководитель подтвердил кивком: говорил.
И Грибоедов сказал холодно, обращаясь к Нессельроду:
– В проекте своем я старался везде держаться образа мыслей почтеннейшего Константина Константиновича. И все, что он скажет, приму с покорностью и удовольствием: опытность его велика, а моя часто недостаточна.
– Ах, нет, ах, нет, Александр Сергеевич, – живо качал головой Родофиникин, – это все вы, самостоятельно, я здесь ни при чем.
– Когда Иван Федорович узнал, что вы больны, ваше превосходительство, он сказал: Родофиникин болен европейской горячкой, а азиатская болезнь ему впрок. Но болезнь ваша помешала мне ранее…
Не следовало забывать: он был свойственник Паскевича.
Руководитель улыбнулся, Константин Константинович пустил басом:
– Хе-хе-хе…
Старший потер ручки. Приятный разговор – ни передвижения войск, ни осложнений с кабинетами, ни депеш, проект преобразования интересный, как чтение романа, и вовсе не требующий немедленных действий.
Хотя он слишком громоздок, этот проект. Нужно вообще все это поручить… Может быть, создать комиссию? Племянник жены ходит без дела, ему следовало бы поручить создать этакую
