организацию и предложили отдать дачу государству, но он отказался. Его исключили из партии, уволили из министерства и направили на «Яву» заместителем директора, «в ссылку».
И вот пришел я к нему. Он хорошо меня принял, посадил на кожаный диван, начал расспрашивать. Я ему сказал, что в цехе рабочим не выдают спецодежду. А работники механического цеха постоянно имеют дело с металлической стружкой, охлаждающей жидкостью и т. д. Он вел себя очень доброжелательно, обещал попробовать решить этот вопрос. И действительно добился. На свой страх и риск (вопреки инструкции) выписал всему механическому цеху спецовки. Это стало моей первой победой. Рабочие даже не поверили, когда я им сказал: «Вот вам спецодежда». Они увидели, что я действительно выступаю за них. Как я уже сказал, люди не верили в то, что можно что-то изменить к лучшему.
Хорошей считалась зарплата 150–160 рублей. А если получалось 120–130 рублей, то начинались конфликты рабочих с руководством цехов. Вот за эти 20–30 рублей и «драли глотку». Так было везде, где имелась сдельная оплата труда. Люди боролись за копейку. Больше они ни о чем не мечтали. Неправильные нормы выработки, простои оборудования не по вине рабочих, отсутствие запчастей, плохая бумага, влажный табак: эти вопросы подымались на всех собраниях. Вся жизнь вертелась вокруг этих проблем.
Вскоре после моего прихода на фабрику я был приглашен на торжественное мероприятие – празднование 45-летия Октябрьской революции. Празднование происходило в здании театра им. Пушкина, где в тот вечер давали спектакль специально для наших сотрудников. Все приглашенные работники пришли с женами и мужьями. Было очень торжественно. Люди выглядели очень достойно. Это было приличное общество еще старой закваски, в отличие от собраний коллектива в 1970– 1980-х годах, когда многие обязательно напивались к концу мероприятия.
Меня, как молодого инженера, представили бывшему директору фабрики, Марии Андреевне Ивановой, уже пожилой, приятной женщине, которая ушла на пенсию в 1961 году (за год до моего поступления на фабрику). Она стала директором в 1930-е годы, войдя в «сталинский набор» вместо репрессированных «врагов народа». В годы войны, когда пришлось эвакуировать оборудование и оставшийся персонал на Куйбышевскую табачную фабрику, она вошла в так называемый золотой фонд руководителей крупных предприятий пищевой отрасли и пользовалась большим авторитетом у руководства страны и отрасли. Была в большой дружбе с женой В. М. Молотова[8], П. М. Жемчужиной, которая до ареста являлась министром пищевкусовой промышленности (к этому министерству тогда относилась табачная промышленность). Когда Мария Андреевна умерла (1966 год), на панихиду в клуб фабрики приехали пенсионеры Молотов и Жемчужина.
Думаю, что очень тяжелым был период работы во время войны. До сих пор не могу понять (на примере жизни моих родителей и соседей по дому), как люди выживали в это ужасное время. А «Яве» надо было эвакуировать фабрику из Москвы
Вячеслав Михайлович Молотов (Скрябин, 1890–1986) – один из высших руководителей СССР в 1928–1956 годы. Его жена, Полина Жемчужина, была арестована и отправлена в ссылку в 1949 году.
