сказать… Ни ты, ни я, мы сейчас живем не в своем мире. В чужом. Нет, правильнее, чуждом. Чуждом нам мире. Не в том, что остальные… Наш с тобою мир… Нет, это не мир… Это мирок. Такой… Ничтожный… Мелкий… Он не такой, он неправильный…, – Фрол на секунду задумался, внимательно посмотрел на девушку – понимает ли она вообще то, что он хочет сказать, – не тот, который нам хотел дать Бог, даря жизнь. Понимаешь?
От досады Фрол Устинович присел на лавку и обхватил голову руками. Ирина стояла рядом, растерянная, не знающая, как поступить. Наконец старик снова поднял голову. Он был сосредоточен, его глаза излучали уверенность.
– Мне уже, как ни пытайся, никогда не попасть туда, в тот, прежний… настоящий мир. Передо мной стена, понимаешь? Огромная страшная стена… Она становилась все выше и выше. Каждый день. Каждый год. Мне ее ни разрушить, ни перелезть, ни обойти. Я так устал!
Ирина присела рядом с Фролом, снова сжавшим ее руку в своих руках. Она молча недоуменно смотрела на вдруг изменившегося, встрепенувшегося, словно после продолжительного гипноза, старика.
– А ты можешь… Ты должна… У тебя еще все впереди, – энергично продолжал Фрол. – Глупенькая, да у тебя ж целая жизнь впереди… Понимаешь? И стена твоя – не стена вовсе! Стеночка. Плетень. Тьфу – и нет его! Понимаешь?
Девушка не сводила глаз с Фрола Устиновича и послушно, словно школьница перед учителем, кивала головой, все чаще смахивая не перестающие выступать на ее глазах слезы. Она попыталась обнять Фрола, но тот остановил ее, протянув вперед худую жилистую руку.
– Бери, бери! – твердо произнес он. – И не нужно ничего обещать.
Сказав это, старик резко выпрямился и направился к выходу из беседки. Пройдя несколько метров, он остановился, повернулся, еще раз окинул взглядом девушку с ног до головы и повторил:
– Стеночка.
Фрол вернулся в кафе. Сегодня – сам не понимая почему – он нарушил свое правило. Подошел к барной стойке и попросил у Надежды налить рюмку водки. Он и не пил ее, лишь поднес к губам и сразу поставил на стол.
Ирина больше в кафе не появилась. Да и Фрол больше не выглядывал в окно, намеренно от него отворачиваясь, будто боялся спугнуть полет начинающей свою новую жизнь хрупкой бабочки, которой ему в этот момент представлялась девушка.
Когда Гуря подсел к старику, тот уже находился далеко от кафешной суеты. Седые, несколько взъерошенные волосы. Печальные, подернутые густой сеткой морщин глаза. Немигающий взгляд. Казалось, еще более удлинившийся острый нос. Он снова возвратился в свой мир, за свою стену, которая сегодня еще больше выросла, еще больше отделила его от реального мира.
– Ну что, дедуля, пора заканчивать.
Гуря нередко провожал Фрола Устиновича домой. Не потому, что тот в этом очень уж нуждался. Нет. Просто жили они по соседству. И знал Гуря Фрола Устиновича с самого детства. И хорошо помнил его рассказы. И очень любил их тогда слушать. И было в них что-то такое, чего Гуря не очень-то
