я ещё потешался по этому поводу над Вольдемаром Воронцовым. Правда меня может утешать то, что скука моя не наиграна. К великому прискорбию, она настоящая, и от того печально мне.
Сегодня командир батареи, полковник Штольц, в очередной раз пытался вызвать меня на откровенный разговор. Забавно наблюдать, его потуги казаться отцом-командиром, радеющим о своих подчинённых. К чему ему всё это? Вероятно, считает своим долгом, влезть каждому в душу, и копаться там как в своём кармане.
Впрочем, что я взъелся на него? Штольц по-своему милый человек».
Обмакнув перо в чернильницу, поручик продолжил:
«На досуге прочел труд Лафатера: «Физиогномические фрагменты, способствующие познанию людей и любви к людям». Согласно этому трактату, Штольц должен обладать буйным характером, о чём говорят его густые брови и крутой лоб. Однако бедняга полковник, под каблуком у своей жены, которую боится пуще начальства.
Сегодня он час мурыжил меня, пытаясь узнать, почему я прослужив три года на батарее, так и не нашёл общего языка ни с кем из офицеров, редко посещаю офицерское собрание. Что мне было ответить?
Не прельщают меня игра в штос 5и попойки до утра, а больше здесь заняться не чем.
Впрочем, так живут везде, и в Петербурге не лучше. Потому, нигде не будет мне хорошо и покойно. Скорее всего, в моём положении наилучшем выходом будет подача рапорта об отправке на Кавказ. Вот где настоящая жизнь! Много тревог и опасностей. Заодно проверю на личном опыте всё то, о чём писал в своих повестях Марлинский.6
И так решено, подаю рапорт!»
Одинцов усмехнулся, вспомнив, как однажды с грустью признался его старший брат: « Понимаешь Алёшка, всё время события проходят мимо меня! В 1825 году мои товарищи вышли на Сенатскую площадь, а я в это время отирался в парижских кафе».
Пётр Одинцов входил в Северное тайное общество, в ноябре 1825 года он уехал в Париж. Из газет узнал о неудавшемся восстании в Петербурге, и последующих арестах членов общества. Решил, раз он не был со своими товарищами на Сенатской площади, то, по крайней мере, разделит с ними горькую участь заключения, но его не арестовали. Предписали следовать в родовое имение Константиновка Саратовской губернии, где и надлежало ему пребывать.
Через год Пётр получил дозволение вернуться в Петербург, но предпочёл остаться в Константиновке. Он решил воплотить в жизнь свои идеи по переустройству страны, начав с деревни. Но и тут его ждало горькое разочарование! Мужик, которому Пётр с друзьями жаждал дать свободу, не торопился брать её. На деревенском сходе, он объявил крестьянам, что собирается дать им вольную. Любой желающий может взять у него в аренду землю и обрабатывать её, а не хочет, может отправляться на заработки.
Мужики, почёсывая свои бороды, молчали.
«Я барин не уразумел, кака така свобода коли землицу нам не даёшь?»– спросил щупленький Фома Зацепа.
«Земля принадлежит мне по праву наследования, – ответил Пётр. – За определённую плату я выделю вам
Штос – карточная игра.
Марлинский – литературный псевдоним декабриста Бестужева А.А. После декабрьского мятежа 1825 года, он был разжалован в солдаты и службу проходил на Кавказе, где им были написаны повести: «Аммалат бек» и «Мулла Нур».
