что умники называют «инвестиционным риском».
– Ладно, – буркнул он наконец. – У меня здесь не богадельня и не больница... и не благотворительный фонд...
Но тут уж силы мои закончились, и я благополучно шлепнулся в обморок.
Очнулся я от боли, терзавшей мое многострадальное тело, и особенно сильной была в руках и ногах. Открыв глаза, понял, что лежу, что надо мной нависает харя Упыря, а еще выше находится грязный потолок.
– Ага, очухался, – с чувством глубокого удовлетворения заметил Федор Тимофеевич. – И попробовал бы ты этого не сделать! Я на тебя целую аптечку потратил, свел ее до нуля.
Ну, это старый торгаш слегка привирает – чтобы потратить ресурсы портативной аптечки, надо очень сильно постараться, скажем, вытащить с того света бедолагу, у которого обожжено восемьдесят процентов кожи. И делает Упырь это не просто так, а с умыслом, набивает себе цену и заодно растит счет, который мне в конечном итоге выставит.
– Ходить-то буду? Ничего не отвалилось? – спросил я.
– Вроде ничего, – Упырь захихикал. – Хотя я не все органы смотрел, некоторые мне без интереса.
– Надеюсь, – я попытался сесть, и это у меня получилось.
Очертания комнаты поплыли перед глазами, исказился силуэт стола, старинного, вроде бы даже деревянного шкафа в углу. Но это безобразие закончилось мгновенно, стоило мне слегка встряхнуть башкой, и все вокруг стало нормальным.
Время, если верить часикам встроенного в мой непутевый череп нанокомпа, подходило к пяти утра, и это значит, что без сознания я провалялся больше семи часов – очень, очень долго.
– К мнемотехнику тебе надо, – сообщил Федор Тимофеевич тоном изрекающего откровение пророка. – Даже я вижу, что с имплантом твоим главным не все в порядке. И скажи-ка, друг любезный, что с тобой случилось-то?
Да уж, ситуация нерядовая – посреди снежной ночи к торговцу является сталкер без оружия и снаряжения. Так что любопытство барыги выглядит естественным. Да только для Упыря любая информация – тот же товар, который к тому же можно продать не одному покупателю.
Поэтому и отвечать ему следует осторожно.
– Новая ловушка, – сказал я, ничуть не погрешив против истины. – Там, на востоке, к югу от Лубенского озера, а вокруг нее куча известных, и так много, как я, отвались мой хвост, никогда не видел.
– Так ты оттуда приперся?
– Эх, батя, – я поглядел на торговца с осуждением. – Ты что, русских сказок не помнишь? Сначала накорми-напои добра молодца, а потом вопросы задавай. А то у меня в брюхе урчит.
– Вот нахал! – заволновался Федор Тимофеевич. – Добрый молодец выискался! Хрен с бугра ты, а не молодец, и голодранец вдобавок! Тебе тут что, ресторан, лисье отродье?
Но язык, как говорится, метет, а карман денег жаждет, и поэтому через пять минут я получил банку древней армейской тушенки, бутылку воды и даже стограммовку водки в пластиковой упаковке.
Это, чтобы повысить
