бросок на литературную амбразуру. Осознанный, продуманный.
У него удивительное чувство слова. Выработан свой стиль – сочетание тонкой иронии, сарказма, юмора и внимательность к деталям, в то же время такие широкие мазки характеров, событий. Писатель и публицист – разные сферы. Сочетать мало у кого получается. У Полякова получается блестяще. Помнится, ходила по страницам изданий, где он становился колумнистом. Получала наслаждение от чтения. И от того, какая тема выбрана (хотя серьёзность, а то и трагичность тех или иных тем не могла насладить), и как она подана, раскрыта. Ты убеждался, что не один думаешь так, что буквально твои мысли и чувства излагает кто-то, но несравнимо более талантливо: и разящие, и щемящие, и призывающие на бой со злом и несправедливостью. И не митинговыми банальными фразами бросается, а говорит эмоционально и продуманно, свежо и мудро.
Талантливый человек, возможно, и не во всём талантлив, но он понимает, в чём он неплох, и не в свою сферу не лезет. Это вкус и достоинство, не позволяющие выставить себя посмешищем. А то смотришь: адекватный серьёзный человек, а вот убедили прихлебатели, мол, до чего вы хороши, когда поёте! И затянул человек козлиным голоском, и весь образ – на свалку кумиров. Сам Поляков рассказывает, что занимался живописью и даже был хвалим. Но рисуют они на занятиях, к примеру, руку. Его сосед и друг рисует – рука у него живая. А Поляков рисует: всё то же, всё так же, но рука на его листе – мёртвая. Он это видит, сам понимает и перестаёт заниматься живописью. Никто не сказал. Сам! Не окружающих обвиняет, что не дают хода таланту. Дать себе не совсем высокую оценку – это тоже поступок.
Он никогда не рисовался, мол, я выше политики, как очень ловко под эту присказку умеют убежать от ответственности за происходящее иные художники. Он был и остаётся выше дрязг, но не выше борьбы.
Это тот поэт, который сам обязывает себя быть гражданином, за личным благополучием не укрывается от проблем страны и её граждан. Да даже и не обязывает, а такое состояние – неравнодушия и причастности – для него естественно, органично. Как всегда было для больших русских писателей.
Дмитрий Каралис, Санкт-Петербург
Из писем Московскому другу
Грибной царь
…Я уже писал тебе однажды о прозе вашего Юрия Полякова и с большим удовольствием пишу вновь. На этот раз хочу поговорить о романе «Грибной царь», и не только о нём.
Начну с того, что у нас в Питере книготорговцы категорически не спешат открывать для читателей добрые, неподдельные имена сильных авторов. Утвердилась глупая столичная мода – подай читателю с душком, со скандальчиком, с вывертом, чтобы всё было как на похоронах бандита: и не хочется смотреть на покойника, а тянет.
Ты, конечно, заметил, что влетевшие в последние годы в издательский бизнес господа ровным счётом плевать хотели на автора. Зачем нам автор? Нам нужны деньги! Автора мы придумаем сами.
«Вот
