что большинство героев романа – ушибленные бизнесом люди, потерявшие в своё время работу.
Но какие, однако, симпатяги встречаются среди доброй сотни персонажей! Пусть иногда и мельком, но как греет душу их взгляд, улыбка, фраза, жест, поступок, вынужденное молчание… Это – люди работы, дела, не бизнеса. Мы видим их в каждодневной жизни, и, если бы не они, пришлось бы сто раз на дню кричать «караул!» и лезть в петлю.
Попытка слепить положительно-идеальный образ там, где его быть не может по определению, не удалась и Гоголю. Вспомним искусственно взращённого Штольца, вспомним судьбу второго тома «Мёртвых душ».
Вспомним, наконец, Драйзера и его трилогию о финансистетитане-стоике Фрэнке Каупервуде со стальными глазами, написанную сто лет назад… У них невозмутимый бизнесмен Фрэнк, шагающий к успеху по головам, у нас – бывший капитан ракетных войск Миша, переженившийся в сорок лет на подружке своей дочери и не знающий, по большому счёту, на хрена ему эти огромные деньги. По бл…м ходить?.. На джипе по Москве разъезжать? Расширять своё унитазное дело? Помогать церковь строить?.. Ему бы не бизнес – ему бы хорошее дело, работу.
Поляков силён выдумывать и складывать новые слова – неологизмы, придавать им неожиданный смысл, отчего филологических жемчужин – мелких и крупных – на страницах романа хватает.
Вот, например, об умилительном восторге позднего отцовства: «Ведь подумать только: от тебя, полузаморенного пенька, вдруг отпрыскивается новый, зелёный побег, маленький и живой!»
Или: «Глядя на эту красотку, вздыхали даже седые режиссёры, давно растратившие свои мужские пороховницы на блудливых помрежек и ногозадиристых студенток ВГИКа».
А вот ещё: «Милиционеры оглядели двор, пожали плечами и, решив, наверное, что драка умордобоилась сама собой, утарахтели».
Или «выдвиженец» – сам догадайся, про какой орган сказано. Хорошо, что в романе нет политики в том плоском смысле, когда автор устами своих героев знакомит читателей с личными взглядами на происходящее в стране и мире. Удержаться от морализаторства и прямого осуждения тех или иных вывертов власти удаётся немногим современным писателям. Литература жива характерами, героями, и у Полякова государственная политика (как и её отсутствие) прослеживается в их судьбах.
Если говорить не о сверхзадаче, а о сверх-сверхзадаче творчества, то романы, подобные романам Полякова, выполняют важнейшую для литературы роль – они поддерживают планку, задают высоту. В чёрные смутные дни кто-то должен печься о сохранении литературы как вида искусства. Так медицина во времена нашествия Чумаков и Кашпировских, лечивших по телевизору ото всех болезней сразу, сохранила себя как науку.
А соблазн вылечить весь народ стаканом «заряженной» воды был, и нешуточный!
Кто в России пишет сейчас столь художественно, смачно, ярко? И чтобы пять лет класть на роман? Разве что русские классики так писали. Зато
