2005 г., с. 185). Браво! Честь и хвала русским писателям начала двадцать первого века!
Но вернусь к делу.
Юрий Поляков написал густой, как лесная чаща, роман о современной российской жизни. Я читал его два раза и, думаю, перечитаю ещё не раз.
После первого прочтения ходил с радостной улыбкой: вот она, русская проза – жива, афористична, метафорична, полифонична! И что ни персонаж, что ни эпизод, то наша живая жизнь на перемене веков – живее некуда!
Второе неспешное прочтение доставило мне наслаждение, схожее с наслаждением от чтения высокоградусной русской классики. Вспоминался и Михаил Афанасьевич, и Николай Васильевич… Смаковал, как смакуют хороший коньяк, – маленькими глотками с подобающими паузами, во время которых не только вдыхаешь букет напитка, но и воображаешь синюю утреннюю гору, на которой рос виноград, видишь звонкий ручеёк, бегущий меж скал, и слышишь скрип телеги, на которой много лет назад ехал старый виноградарь…
Не было ни единой страницы, которую хотелось бы пропустить, не читая. Написано мощно, современно, каждое слово на своём месте, точность в описаниях поразительная! Детали – то, без чего литература превращается в беллетристику, – блестящие!
Авторских щедрот в романе хватает: и по богатству языка, и по разнообразию формы. (Читал и завидовал, как может завидовать писатель писателю!)
Вот литой, как латынь, абзац сменяет наивная реплика юной героини. А вот стремительный диалог, вольно летящий без ремарок, соседствует с рассуждениями автора о судьбе солдат, стоявших в войну на грибных ныне местах; и от этих неспешных авторских размышлений делается почему-то грустно.
Вслушайся, как точны слова и с какой неторопливой ритмичностью движется фраза: «Когда-то, в войну, здесь стоял пехотный полк. Стояли недолго: солдатики только и успели понарыть землянок, нарубить дров, изготовиться к зимовью и пустить дымы, как вдруг началось наступление. Что стало с полком? Дошёл ли кто из приютившихся в землянках бойцов до Берлина? Воротился ли домой? Неведомо. Колхозницы развезли по хозяйствам дрова, разобрали накаты из толстых брёвен, а почва принялась год за годом заживлять, заращивать военные язвины. Но рукотворность этих впадин всё ещё была очевидна, и дед Благушин показывал возле овражков маленькие приямки – прежние входы в землянки…»
Согласись, русская литература жива, пока пишутся такие строки!
У Полякова абсолютный литературный слух – это было заметно в его первых вещах (помнишь «ЧП районного масштаба», «Сто дней до приказа»?..). Абсолютный!
Благословенна книга, которую тянет перечитывать.
Если взять за основу жанровую классификацию: рассказ – событие, повесть – судьба, а роман – эпоха, то «Грибной царь» – блестящий симбиоз всех трёх литературных жанров.
Эпизод с рыночным торговцем (бородатый очкарик в бейсболке, который, отложив книгу Рене Генона
