византийская принцесса стала почти что бесприданницей.
Почти – потому что она принесла своему суженому громкое имя и старинный герб своей семьи – двуглавого орла, одна глава которого смотрит на запад, на просвещенные европейские державы, а другая – на восток, в бескрайние и незнаемые просторы Азии, откуда ползут на запад орды завоевателей.
А еще она привезла в Московию несколько возов древних рукописных книг – греческих и латинских писателей, арабских ученых, медиков и звездочетов, труды отцов церкви и многое другое. Огромная по тем временам библиотека.
Эти-то книги и занимали большую часть кладовой, куда привел дядька своего венценосного воспитанника.
Иван начал перебирать толстые тяжелые тома в дорогих переплетах тисненой кожи, пергаментные рукописи, написанные на неведомых ему языках. Загадочные письмена волновали его, заставляли чаще биться его сердце. Придет время – и он сможет их прочесть, впитать накопленную в них мудрость…
В самом дальнем углу, под стопкой тяжелых томов, Иван увидел шкатулку из дорогого ароматного дерева. Он потянулся за ней, несколько книг упали, одна зашибла ногу дядьке, но тот смолчал, никак не показал, что ему больно.
А Иван вертел в руках красивую шкатулку, разглядывал ее со всех сторон.
На первый взгляд у нее не было крышки, она казалась сплошной, из цельного куска драгоценного дерева вырезанной, только тонкая, нарядная резьба украшала стенки – сказочные цветы, удивительные птицы с женскими головами, с колдовскими завлекающими глазами – не иначе, рай Господень…
Иван крутил шкатулку так и этак и случайно нажал на головку одной из птиц.
И тут же боковая стенка шкатулки отскочила, открылась с мелодичным звуком.
Внутри шкатулки лежал перстень.
Большой, тяжелый, из тусклого темного металла. Темнее, чем золото на княжеских перстнях да ожерельях. Темнее, чем золото, – а красиво. По тусклой поверхности металла то и дело пробегали проблески, словно сполохи, отсветы далекой грозы. Невольно вспомнил Иван росписи из церкви, где стоял с дядей Михаилом заутреню. Там таким тусклым пламенем горели адские костры.
Печать была на перстне – с лицом страшного узкоглазого старика. Острый, пристальный взгляд был у того старика, острая бородка, узкие змеиные глаза…
Присмотрелся Иван к тому старику – а ведь вовсе он не старик, а мужчина в самом цвету… а может, и юноша, немногим старше самого Ивана. И чем-то на него похожий.
Вгляделся еще пристальней – и понял, что сам на себя смотрит, самому себе в глаза глядит. Словно не печатка на перстне, а маленькое живое зеркало.
Примерил Иван перстень. Думал, что не подойдет – слишком большим он казался для маленькой детской руки. Однако перстень пришелся впору, словно нарочно для Ивана сделан.
Поднял Иван глаза, увидел, что дядька смотрит на него. На него и на перстень в его руке.
И тут страшная, небывалая ярость накатила на Ивана, аж в глазах у него потемнело.
Как
