замужней женщины, ей сделал предложение начинающий пастор, ирландец Брайс, приехавший в Хауорт вместе со своим духовным патроном. То была – иронически посмеивалась Шарлотта – «любовь с первого взгляда» (но только со стороны молодого человека), хотя Шарлотте вроде бы понравился остроумный Брайс. Однако чересчур скоропалительно он предложил руку и сердце. Признанию же – так она думала – должна предшествовать длительная романтическая прелюдия.
Итак, Брайсу она отказала и мечтала о поездке к морю, которую давно уже предлагала Эллен и которую под разными предлогами оттягивали отец и тётка, не любившие обходиться без помощи Шарлотты. Всё же поездка состоялась, для чего Эллен пришлось чуть не силой увезти подругу в наёмной карете. Они поселились в приморском городке Берлингтоне. Встреча Шарлотты с морем была необычной. Увидев впервые синюю даль, она заплакала, махнув Эллен рукой, чтобы та отошла подальше, оставив её наедине со стихией.
Через месяц она снова в Хауорте и снова начинает искать место гувернантки, хотя сама мысль о подобной службе ей ненавистна. Да что гувернантки! Если бы ей предложили на выбор: вести праздную «дамскую» жизнь где бы то ни было или исполнять тяжёлую работу горничной, но дома, она бы выбрала последнее, а пока ей и так хватает забот: служанка Тэбби больна, поэтому Шарлотта и Эмили убирают, чистят, гладят, пекут. Но в Хауорте сейчас не скучно. В доме часто бывает молодой помощник преподобного Бронте, проходящий при нём нечто вроде, выражаясь современным языком, стажировки, – красивый, обаятельный Уильям Уэйтмен. Он не только красив, но образован и может поддержать интересную беседу. Шарлотта его рисовала, и, очевидно, сеансы были приятны для обоих. И ещё Уэйтмен был добр, он искренне огорчался болезнью одной из прихожанок, делая всё, чтобы поддержать духовные, да и физические силы умирающей.
Всё это располагало к нему Шарлотту (и Энн, приезжавшую на каникулы домой), но он уже был помолвлен, да и отношение его к Шарлотте не походило на «страсть», о которой она втайне, очевидно, мечтает, несколько наивно поучая Эллен, что «страстная любовь – безумие и, как правило, остается без ответа»21. Может быть, в этих словах есть зерно подавленного чувства.
Не утешало и то, что Генри Насси не забывал о ней. Он просит прислать стихи, если есть новые. Новых нет, отвечает Шарлотта, ей скоро двадцать пять, и уже «не к лицу» ей заниматься писанием стихов: «Настало время привести воображение в порядок, подстричь его и удалить все лишние ветки». Романтическая Ангрия с её «вечно пламенеющим закатным небом» уже не влечёт воображения, оно чувствует потребность обратиться к «новой стране, с более прохладным климатом, где рассветы серы и скромны, а возникающий день хотя бы ненадолго омрачён тучами», – так писала Шарлотта в «Прощании с Ангрией», увидевшем свет много лет спустя, после её смерти, когда были опубликованы её ранние труды.
В марте 1841 года нашлось место гувернантки с очень небольшим жалованьем, всего
E. Gaskell, v. I, p. 204.32
