разных рас и народностей. Торг шёл степенно, подписывались купчие, стоящему поодаль служителю культа Истраты перепадала своя малая доля, всё как водится. Но тут мысли Лионы сбились, краем глаза она заметила нечто, привлекшее её внимание.
Посреди помоста стояла юная девушка, почти девочка, с раскосыми глазами и печальным выражением на умном лице. Ошибки быть не могло, она была чужаком. Глаза и почти вишнёвые губы выдавали в ней принадлежность к легендарной расе самойи. Это малочисленное племя обитало где-то далеко на востоке, его бойцы славились непримиримостью к врагам и свирепым натиском в бою. Они избегали контактов с людьми и жили по своим, странным для человека законам. Невольники из числа самойи появлялись на рынках Царства невероятно редко, но, несмотря на всё это, не ценились, поскольку они как правило в службе были почти бесполезны, быстро чахли, да и слава о них ходила… – даром выброшенные деньги, сказал бы её отец-сенатор.
Лиона внимательнее присмотрелась к существу на помосте. Девушка-невольница смотрелась прелестно, сколько знакомых Лионе первых красавиц Сонтиса пожелали бы так выглядеть! Однако впалость щёк, безволие во взгляде – она, видно, у торговца уже не первую неделю, ещё пару дней не купят – и приказчики тихо пристукнут её на заднем дворе, да и схоронят её тело от греха подальше в общей могиле. Всё одно помрёт… Лионе стало невыносимо стыдно.
– Смотрите, дорогие гости, она ещё и петь умеет! А ну пой!
Девушка сглотнула, дёрнулась от окрика. Открыла рот, закрыла. Потом опять открыла, издала едва различимый звук.
– Отец, купите её.
– Но Лиона, ты же сама видишь…
– Я прошу, папа, но прошу со всей настойчивостью. Я могу рассчитывать на ваше почтительное к этому моему желанию отношение?
Сенатор и Сандраг переглянулись, второй отвёл взгляд. Лиона не отрываясь смотрела на отца, пусть почувствует себя, как эта девушка на помосте. Повисшая тишина давила и заставляла нервничать.
– Любезнейший, сколько…
Исток и устье обречённых
По капле небо источает
И подневольных отмечает
Лишь волшебством перерожденья.
Не всем такими суждено быть,
Мы в мире скорби только гости,
Мелькнём и сгинем на погосте,
Богам готовя подношенье.
Не для того, кто изгнан,
Не для того, кто проклят,
Для избранных, кого не вспомнят,
Но проклянут спустя мгновенье.
Мелодия, словно пронизавшая их искрой наития, угасла также незаметно, как и возникла. Сенатор стукнул кулаком по подлокотнику своего роскошного кресла и прорычал:
– Мы уезжаем. Доставьте её ко мне в паланкин. Купчую подпишем завтра у меня, не хочу это сейчас продолжать.
Лиона тихо напевала себе
