ночь промерзала, словно склеп. Хозяйка экономила на дровах и топила только вечером и утром. Я втиснул ноги в ледяные сапоги, надел холодный сюртук, накинул плащ, пропахший дымом караульных костров. Хотел выпить воды, но в оловянной кружке вчерашний чай покрылся корочкой льда.
– Пошевеливайтесь, – торопил посыльный. – Хорошо, что вам бриться не надо, грубо намекал он на моё юношеское лицо, ещё не поросшее щетиной.
Посыльный приехал верхом и привёл осёдланную лошадь для меня. Я послушно вышел вслед за ним на мороз. Раннее утреннее небо усыпали звезды. Город спал. Даже фитильки уличных фонарей, казалось, дремали, еле-еле освещая заснеженную мостовую.
На Дворцовой площади нас ждал Аракчеев с двумя офицерами.
– Долго копаемся, – сдала мне замечание Аракчеев. – Привыкайте: вас могут потребовать в любую минуту, и вы должны прибыть немедля.
Конюхи вывели любимого белого коня Павла Петровича Помпона. Седло высокое, пёстрый персидский чепрак.
Мы будем сопровождать императора? – поинтересовался я. – Так рано?
– Четыре утра – его любимый час, – ответил Аракчеев. – Отправляемся инспектировать ведомства.
Вскоре появился сам Император, бодрый и свежий.
– Хорошая погодка, господа! – весело сказал он, усаживаясь в седло. – Ах, сколько звёзд в небе! И морозец славный. Ну-с, приступим! – и тронул коня.
В лесном ведомстве светилось только одно окно.
– Нам сюда, – сказал Павел, указывая на серый мрачный фасад.
Я соскочил с лошади и принялся стучать в высокую двустворчатую дверь.
– Сильнее, сильнее! – требовал император.
– Кто там? – грозно окликнул привратник.
– Открывай! Император с ревизией, – крикнул я.
– Я, вот, тебе сейчас кочергой промеж глаз как дам, – угрожающе пробасил привратник, откидывая засов.
– Отпирай, дурак, пока самого на конюшню не отправили, – прикрикнул Аракчеев.
Створка распахнулась. Выглянул высокий бородатый мужик. Увидев, кто перед ними, грохнулся на колени и перекрестился.
– В сторону, дуралей, – отпихнул его Аракчеев, освобождая дорогу Павлу.
В тёмном просторном зале стояли письменные столы, штук двадцать. На них чернильные приборы и стопки бумаг. Только за одним из столов сидел лысоватый чиновник с густыми баками и что-то старательно писал. В подсвечнике теплился огарок сальной свечи. Услышав шаги, чиновник оторвался от дела, подслеповато прищурился, оглядывая нежданных посетителей. Тут же выскочил из-за стола и поклонился чуть ли не до пола.
– Знаешь, кто перед тобой? – надвинулся на него Аракчеев.
– Как же, как же! – пролепетал чиновник, не помня себя от волнения. – У меня же портрет на столе в рамочке стоит…
– Полно те вам, Алексей Андреевич, – сказал Павел, и спросил у чиновника: – Вы кто?
Так я же, Чернов, младший инспектор, – и он подобострастно
