несомненно, безумных в той или иной степени. Одни настырно и пылко требовали немедленно признать их гениальность и опубликовать бесплатно, хотя прекрасно знали, что звонят в платное отделение «Литературной планеты» – «Лит-Парнас». Другие немного заискивали, словно хотели понравиться мне заочно, по телефону, в надежде, что их произведения прочтут не за деньги, а так, для души, кое-кто даже советовал взять рукопись домой, на выходные, чтобы никто не помешал насладиться шедевром… И если первые отказывались платить наотрез, то вторые как раз наоборот: платили охотно, вперед, иногда задолго до публикации. Третья категория была, пожалуй, самой невнятной: они вроде и хотели бы напечататься, вроде и готовы были отдать за это деньги, но как-нибудь позже, не сейчас и не всю сумму сразу. Они дотошничали и занудствовали, доводя меня буквально до исступления. А присланные письма мы иной раз читали вслух, всей редакцией, и хихикали, встречая диковинные образы: тут, в этой кунсткамере, были и собаки с добрыми руками, и подмигивающие бородавки, и дамы с грудью набекрень, и комары, рыдающие, как младенцы, и осень, высосанная из пальца…
Я подолгу пила редакционный пакетиковый чай и читала-читала-читала бесконечные, большей частью бездарные рукописи.
Он позвонил и сказал, что хочет опубликовать свою прозу на полполосы, то есть на 50 тысяч рублей.
– Знаете, у меня интересный псевдоним – Блох. Нет, вы не подумайте, ничего общего с блохой, просто у меня фамилия Блохов, и я решил, что это слишком банально, а Блох вроде как оригинально, вы не находите?
– М-м-м…
– Ну так вот. Я, знаете ли, работал в театре у Дорониной – заведующим складом, ну, в общем, следил за всяким там театральным барахлом… И я написал пьесу, нет, нет, не о том, конечно, как работал завскладом, а о любви, о жизни.
– О том, как работали завскладом, было бы, возможно, интереснее, – осторожно заметила я.
– Да нет, что вы! Это пыльная и скучная работа, а вот сама театральная жизнь – это да-а-а! В общем, задумал я показать пьесу самой Дорониной – авось поставит ее в театре! Ну, значит, стою у лифта, поджидаю ее, время-то знаю, когда она приходит. Нервничаю очень, ладони вспотели, как перед экзаменом, честное слово. Вы же знаете, ходят легенды о том, что с ней нельзя вместе в лифт войти – тут же уволит! Но мне было нужно застать ее врасплох, ну, понимаете, когда она совсем не ожидает… Так, мучаясь от страха, простоял я часа полтора – она опаздывала, это за ней водилось… И вот наконец – идет. Величественная, как всегда, и краси-и-ивая! Я ее в лифт пропускаю, она мне кивает ласково, здоровается. Времени у меня несколько секунд – надо решаться.
«Татьяна Васильевна!» – немного даже торжественно получилось.
Она смотрит на меня чуть удивленно.
«Татьяна Васильевна! А я, представляете, пьесу написал! И очень хочу, чтобы вы ее прочли!»
Боже, каким неподдельным ужасом исказилось ее лицо! Будто я маньяк и приставил ей нож к горлу! Но – актриса есть актриса. Тем более гениальная. Вы слушаете
