Мы приедем, купим, ну, скажем… пятьдесят экземпляров. Вы их отложите для нас, пожалуйста. Тут нам недалеко, из Подмосковья…
– Хорошо, конечно, я сообщу вам, когда будет публикация. И газеты отложу, не волнуйтесь.
– А я вас обязательно со своей Соней познакомлю!
Какое-то время я сидела в оцепенении и смотрела на телефон, словно он должен был поведать мне окончание этой странной истории.
– Совсем одолели графоманы, – посочувствовал мне Паша Горбунов, завотделом критики, горький пьяница и страстный любитель женщин.
Его стол стоял как раз напротив моего, и мы перешучивались целыми днями. Пять лет назад, когда он только пришел в редакцию и периоды трезвости значительно превышали запойные промежутки, казалось, что между нами вот-вот вспыхнет бурный и кратковременный служебный роман, но дальше необременительного флирта дело не пошло. Мой монолитный семнадцатилетний брак устоял под натиском взбалмошной любви. Да и ждать верности от женатого в четвертый раз Паши не приходилось.
– Знаешь, Паш, он, может, и графоман, но зато какая история!
– Да какая там на хрен история – графоман он и есть графоман, – махнул рукой коллега. – Пошли лучше пообедаем.
Вскоре я напечатала в нашей газете отрывок из книги Константина Блоха «В объятиях театра».
Название мы, разумеется, изменили.
– «В объятиях театра», – объяснила я автору, – никуда не годится.
– А по-моему, романтично, – упорствовал Блох. – Да, не помню, говорил ли я вам, публикация этого отрывка как раз приурочена к выходу моей книги.
– Тем более. Поверьте, название дурацкое. Только не обижайтесь. И в книге, если успеете, исправьте.
Константин задумался.
– А какое вы предлагаете?
– Ну, например… Сколько, говорите, лет вы работали в театре?
– Пятнадцать.
– Тогда давайте назовем так: «Пятнадцать лет вместе с Дорониной».
– Что, прямо так и назвать, – старик закашлялся, – а не подумают ли чего-нибудь такого?
– Да и пусть думают. Главное, чтобы книга продавалась.
– Жена ревновать будет, – игриво хихикнул он. – А в общем-то неплохо.
И вот они приехали в редакцию оба: моложавый высокий Константин с палочкой и его Соня: чуть сгорбленная дюймовочка, зеленые глаза косят, чересчур короткие волосы смешно топорщатся. Смотрит на мужа с обожанием, на меня настороженно.
– А эта публикация поможет ему стать известным? – спрашивает.
Я киваю. Мне не хочется разрушать наивную веру в любимого.
Перед нами на столе развернут свежий номер. Константин любуется своей фотографией в газете. Жена, прильнувшая к нему, шепчет восторженно:
– Костенька, Костенька, гений ты мой, гений… Счастье-то какое, Костенька…
Я смотрю на их престарелые нежности, искренние и чистые, и оба они кажутся мне юными и прекрасными.
