одной, она, естественно, тут же сдружилась с моей почти что сестрой, которую за объект желания я никак не воспринимал – не было у нее соседкиных достоинств, тем более что она прилюдно изгоняла меня, как малыша, из круга деревенских волейболистов.
Мы ходили вместе смешанным сосново-елово-березовым лесом на русскую-русскую речку Рожайку, девушки шли обратно в купальниках, и я, как верный оруженосец, плелся сзади, смотрел на Танину попку, обтянутую сверху просохшими, а снизу еще темными трусиками, и страдал, страдал неясным желанием. А желанием было во всем – в тепле солнечного лета, в слабом мареве над лесной дорогой, в немолчном гудении мух и шмелей, во вскриках и пересвисте птиц.
Сестрица моя ушла вперед, а мы с Таней приостановились перед пологим подъемом, передыхая. Вдруг она положила руку мне на плечо и, вроде играя, потянула к себе. Нет, то была иная игра, чем у вечно возящихся друг с другом подростков, что я тут же понял и заворожено покорился. Мое движение навстречу продолжалось пока я не коснулся всем лицом ее живота – она и стояла повыше и был я ее крепко пониже, но она не остановила своего притяженья, кисть ее руки легла мне на затылок и мягко вдавила…
Губы мои сами раскрылись, я ощутил пресноватый привкус ее испаринки и нет, чтобы змеей языка проникнуть за резинку купальника, испугался и круто вывернулся. Таня смотрела мне прямо в глаза, и я остро осознал свою цыплячью грудь и едва обтянутые кожицей косточки рук и ног…
Когда она уезжала, неведомая сила увела меня за околицу, я неосознанно, но упрямо шел по полю в поисках аленького цветочка и нашел, как мне показалось такой же прекрасный – сочетание мохнатого желтого и сиреневого.
– Иван-да-Марья, – лукаво и довольно улыбнулась мне в ответ за подарок Таня.
А я сглотнул неожиданно набежавшую слюну – так мне вдруг захотелось ее рук на моем затылке…
Жрец
Члено… раздельность, как вида человечества на подвид мальчиков и подвид девочек, члено… разделенность нашего пионерского детства приводила к странным вывертам, их никак не миновать, когда всем подвидом, единой толпой, одним отрядом все вместе – и купаться, и в столовую, и спать…
Белая магия высших сфер правила свой бал в ночь на Ивана Купала, и эфир ее не усыплял пионерский лагерь, а сладко кружил звездно мигающими светляками. Бел мел потолка, простыни белы, белы облачка подушек, в которых плавают и не тонут разномастные ребячьи головы.
Члены нашей палаты… Не английский парламент, но свой спикер есть. Одеяло откинуто, он сидит, как Будда, скрестив ноги, меж которых торчит древко. Мы в его власти, это он предложил игру, на которую мы молча согласились. Сегодня он верховный жрец, и по обряду его желания должны исполняться.
Лунное сияние мраморно просвечивает сквозь кожу, он впрямь похож на скульптуру. Голос его тих, но завораживающее проникновенен:
– А если кто-то из вас возьмет в рот мой… тому
