высокий человек стоял спиной к двери, рядом с ним на стуле сидела сгорбленная седая старуха. Несколько оборванных детей возились в углу, а прямо напротив двери на полу лежало что-то, прикрытое сверху старым одеялом. Оливер вздрогнул и прижался к своему хозяину, догадавшись, что это тело умершей.
В комнате было совсем тихо, даже дети в углу разговаривали между собой шепотом, а худой мужчина и старуха точно застыли на своих местах, и Оливеру казалось, что перед ним не живые люди, а хорошо нарисованная картина.
Старуха смотрела в одну точку и улыбалась странной безумной улыбкой, и при этом глаза ее ярко блестели. Она была очень худа, из-под ее чепца седыми космами выбивались волосы, рот совсем провалился, и два желтых зуба оскалились наружу.
Сауэрберри, поняв, что его не замечают, сделал шаг вперед и кашлянул. Мужчина вздрогнул, обернулся, и вдруг глаза его засверкали гневом. Он бросился к покойнице и закричал с бешенством:
– Не смейте подходить к ней! Прочь отсюда, проклятые! Говорят вам, идите прочь, коли вам жизнь дорога!
– Ну, полно, полно, милый человек, – сказал ему гробовщик успокаивающим тоном, – не волнуйтесь так.
– Убирайтесь отсюда, говорю я вам! – кричал в бешенстве мужчина, размахивая кулаками и топая ногами. – Зачем вы пришли к нам? Я не хочу, чтобы ее хоронили, я не отдам вам ее! Черви будут терзать ее в могиле, а она ведь и без того уже натерпелась!
И он вдруг упал перед умершей на колени, закрыл лицо руками и разрыдался.
Гробовщик молча нагнулся над покойницей и стал снимать с нее мерку.
– О, станьте на колени, станьте все на колени перед этой страдалицей! – воскликнул снова несчастный муж, поднимая голову. – Знайте, она умерла с голоду! Отдавала нам все, что у нее было, а сама голодала изо дня в день. Силы уходили, тело слабело, а я и не подозревал о ее болезни, пока лихорадка не стала трепать ее без перерыва, пока кости не выступили у нее под кожей… Она умирала, а у нас не было ни дров, ни свечи. Моя жена умерла в темноте – да, в темноте… Она не могла даже перед смертью взглянуть на своих детей, а ей так хотелось их видеть! Она все звала их по именам… О, моя Мери, моя бедная терпеливая Мери!.. Видя, как она страдает, я пошел собирать милостыню, чтобы принести ей хоть чего-нибудь теплого. Я думал, если Мери поест горячего и сытного, силы снова вернутся к ней… А меня схватили и посадили в тюрьму, потому что вы запрещаете нам собирать милостыню по улицам. Когда я возвратился, она уже умирала, умирала с голоду! А я ничего не мог поделать… Это те, которые запрещают нам собирать милостыню, уморили мою жену!..
Выкрикнув это пронзительным голосом, несчастный вдовец схватился за голову и рухнул к ногам покойницы. Дети начали плакать, и тогда старуха, все время безучастно сидевшая на своем месте, точно проснулась, медленно встала со стула, подошла к лежащему мужчине и, развязав ему галстук, сказала гробовщику с безумной улыбкой:
– Это моя дочь, сэр. Не правда ли, как это странно: я дала ей жизнь,
