style="font-size:15px;"> – Откуда знаешь? – вскинулся он.
– Уф… – выдохнул я протяжно. – Я мог бы сказать, что нашел в телефонном справочнике. Но ведь там ничего не сказано про Глуздева Ивана Венеровича, одна тысяча девятьсот пятьдесят третьего года рождения, беспартийного, незаконченное высшее. Верно?
Он ошарашенно помолчал, потом на лице его проступило опасливое уважение:
– Ну ты даешь!
– А ты как думал! – Я взглянул на него со значением. – Все контакты проверяются. Это – азы. Ты куда?
Он качнул рукой по направлению к Невскому, и молочные бутылки в сетке жалобно звякнули.
– Тогда пошли, – двинулся я к перекрестку, Ваня пристроился слева. – Слушай, а хорошо, что встретились, – оживился я, – звонить теперь не придется. Восьмое марта накатывает, духи сделаешь?
– Франция? – Гагарин моментально приобрел деловой вид.
– Нет, – покачал я головой, – две «Пани Валевска» и «Рижская сирень».
– Полтос, – с готовностью откликнулся он.
– Ну ты жучара… Две цены!
Гагарин пожал с философским видом плечами и промолчал.
– На Техноложку привезешь? – подумав, уточнил я. – Завтра, к полчетвертого?
Он охотно согласился. На том наши пути разошлись. Я оставил за спиной повеселевшего Ваню и двинулся в сторону дома.
Слегка моросил дождь, мелкий и пока скорее приятный. Порой вдоль проспекта пролетал ветер и мягко толкал в спину. Я шел, глубоко засунув руки в карманы. Думать о подслушанной в туалете фразе не было сил. Переосмысливать появление «завуча» в школе – тоже. Я с готовностью впал в спасительное отупение, отложив все на потом.
Спустя какое-то время ко мне стали возвращаться простые животные желания. Сначала промокли ботинки и захотелось в тепло. Следом пришел голод, и я сообразил, что еще не обедал. Я заозирался соображая. Справа обнаружился цирк, и можно было вернуться на Литейный, за наваристым харчо из баранины, но почему-то остро захотелось чего-нибудь низменного, под стать настроению – например, жареных пирожков с мясом и горячего куриного бульона. И я зашагал к кафе «Минутка».
Решение оказалось верным. После второго стакана наваристого бульона ко мне вернулась ясность мысли, а с ней и холодок в груди. Слишком нехорошая складывалась картина, и сочный беляш я дожевывал без всякого удовольствия.
Собственно, гипотез у меня было ровно три.
Первая – совпадение. Ну могут же сотрудники КГБ заинтересоваться китайскими иероглифами не в связи со мной, ведь так?
Но, к сожалению, я не в том положении, чтобы верить в добрые светлые сказки.
Вторая – я случайно попал в эпицентр. Эта группа ищет именно меня. Не знаю, как они вышли на иероглифы, но они явно знают обо мне намного больше, чем я был готов предположить раньше в самых своих тревожных думах.
«Вот как?! Как?! – восклицал я про себя. – Ну как КГБ могло выйти на эту примету? Неужели кто-то из наших разведчиков в США
