ему уходить не хотелось. Во-первых потому, что некуда было идти, а во-вторых… Вот тут-то с формулировкой возникли у него сложности. То ли Мария стала краше, соблазнительнее, то ли он сам повзрослел и стал более внимательным к женским прелестям…
Дело кончилось тривиальнейше: когда роса уже стала холодить лавку, они отправились в дом, где была широкая кровать с периной, большими пуховыми подушками и хрустящие крахмалом белоснежные простыни да пододеяльники…
Попили чайку с бутербродами, и Мария отвела его в ванную и помогла смыть заскорузлую серость казенного дома. Затем постирала его белье и даже побрила опасной бритвой, которой она брила своего отца, когда тот, парализованный, три года маялся в кресле-качалке.
Конечно, не обошлось без секса, но это в ту ночь грехом не считалось, наутро они проснулись почти мужем и женой.
Была суббота, Марии не надо было идти на работу, поэтому возникшее вдруг слияние двух людей неуклонно закреплялось временем и входило в кем-то предначертанное русло. И вот уже Нуарб, в знак все более утверждающихся семейных уз, вручил ей весь свой капитал, честно заработанный мозолистыми руками на широких просторах великой Родины…
В понедельник, перед уходом Марии на работу, он попросил ее одолжить ему денег, дескать, надо съездить в одну контору насчет работы. Она дала ему пятьсот рублей, но предупредила – выпивка этим ленд-лизом не предусматривается.
– Клянусь памятью Маэстро, в рот не возьму! Разве что пивка кружечку…
И тут же вопрос:
– А кто такой этот Маэстро?
– Расскажу вечером. Между прочим, выдающаяся личность, большой человек и, если я не собьюсь с пути, то это только его заслуга…
И вечером, когда они уже лежали на пуховой перине, пуховых подушках, Нуарб, облагороженный прохладным душем и близостью женщины, поведал нехитрую историю жития в сибирском лагере и знакомства с Позументовым. С Маэстро…
– Понимаешь, этот кент научил меня понимать красоту… Теперь я ее вижу во всем, даже в мелочах. Раньше стрекоза была просто стрекозой, а сейчас я замечаю, какие у нее сине-золотистые крылышки, а лапки – цвета ночного неба… И, если честно, тогда ты для меня была…
– Кем же, интересно, я для тебя была? – нарочито нахмурившись, спросила Мария.
– Ну как тебе сказать… Была довольно обыкновенной бабенкой, каких в России миллионы. А теперь… м-да… ты для меня совершенно другая, красивее не видел… Копия молодой Гундаревой! Даже, красивее – губы и глаза выразительнее… А шея? Когда я шел к тебе, проходил мимо прудов, видел двух лебедей, так шеи у них…
Она положила ладонь на его губы.
– Хватит врать, я стала старше, а потому никак не могу быть лучше той, какой была пять лет назад…
– А вот и ошибаешься, ты стала зрелой и очень аппетитной! У тебя ж на лице ни одной морщинки, и ноги… смотри, – он откинул простыню, – ни единой ямочки. Как его… целлюлитом и не пахнет… кожа словно у нимфетки…
