сколько влезет. Теперь призрак в ее власти, и сколько бы сил он ни прилагал, это не вернет ему свободу. В этом дар Миньи. Она вылавливала духов из воздуха и заставляла их служить ей. Посему цитадель полнилась мертвецами: дюжиной слуг, удовлетворявших потребности пятерых детей, которые уже давно не были детьми.
У нее не было прозвища, как у Ферала (Облачный вор), Руби (Костер) и Спэрроу (Орхидейная ведьма). У Сарай тоже была кличка, но Минья была просто Миньей, или же «госпожой» – для призраков, чью волю она держала в ежовых рукавицах.
Необычайный дар. После смерти души становились невидимыми, бесплотными и эфемерными, задерживаясь максимум на пару дней между смертью и исчезновением, во время которых они могли лишь цепляться за свое тело или беспомощно парить вверх, к своему концу – если только их не ловила Минья. С помощью ее дара они становились плотными – из субстанции и материи, если не из плоти и крови. Они могли работать руками, целоваться, говорить, танцевать, любить, ненавидеть, готовить, учить, щекотать и даже убаюкивать детей на ночь – но только если Минья им позволяла. Они полностью находились под ее контролем.
Этот оказался юношей. Он все еще оставался в своем мирском облике. Сарай его знала. А как же иначе? Она знала народ Плача лучше, чем кого-либо, включая их лидеров и жриц. Они – ее темные творения. Они – ее ночи. Рано или поздно они все умрут и будут уповать на милость Миньи, но пока они живы – значение имела лишь милость Сарай.
– Представься, – приказала Минья призраку.
Тот сцепил зубы, пытаясь проглотить свое имя. Продержался четыре-пять секунд. Вид у него при этом был усталый, но решительный. Парень не понимал, что Минья просто играла с ним. Она оставляла ему достаточно свободы, чтобы он поверил, будто может ей противостоять. Это жестоко. Все равно что открыть птице клетку, как бы выпуская ее на волю, в то время как ее лапка привязана веревкой, а свобода – всего лишь иллюзия. Минья управляла дюжиной призраков одновременно, даже во сне. Ее власть над ними была безгранична. Если она захочет, чтобы он представился – он представится. Если захочет, чтобы он пел – он споет. В данный момент она развлекала себя тем, что давала ему поверить, будто он может ей перечить.
Сарай ничего не сказала. Она не могла ему помочь. Даже хотеть помочь не должна. Он бы убил ее без раздумий, и других тоже. Будь он жив – разорвал бы их на части голыми руками.
Но она не могла его в этом винить.
Наконец Минья сорвала его имя с уст.
– Ари-Эйл! – ахнул он.
– Ты молод, – заметила Руби, разглядывая его с необычайным интересом. – Как ты умер? Тебя кто-то убил? – спросила она тем же тоном, каким спрашивают о здоровье товарища.
Он уставился на них в первобытном ужасе, взгляд перебегал от Руби к Фералу и Спэрроу, пытаясь осмыслить вид их голубой кожи.
Голубой. Голубой – как тирания, рабство и монстры на улицах. На долгое трепетное мгновение его взгляд остановился на Сарай, и она поняла, кого он увидел: Изагол Ужасную, воскресшую из мертвых. Но Сарай выглядела слишком юной и голой без черной полосы, нанесенной на глаза. Она не Изагол. Девушка наблюдала,
