да и вообще любое чтение. Он терпеливо ждал того момента службы, когда батюшка выйдет к пастве и начнёт свой монолог. Со временем даже запомнил последовательность молебствия и, когда начиналось причащение клира, сразу становился собранным и серьёзным.
Во время самой проповеди услужливая Гришкина память подсказывала ему подслушанные городские сплетни или увиденные сцены, которые служили ему иллюстрациями как описываемых пороков, так и добродетелей. Но чаще всего это были происшествия, в которых он был непосредственным участником. Мальчиком он верил, что всех его обидчиков настигнет гнев Божий, и эти мысли давали ему тайную отраду в одинокие ночные часы – с этого и началось его пристрастие к проповедям. Ворочаясь на своём жёстком топчане, иногда глотая слёзы незаслуженной обиды, а иногда с сухими, горящими от бессильного гнева глазами, он представлял себе все те кары, которые обещает Писание нераскаявшимся грешникам. Но с годами понял, что наказание это отсрочено и к тому же ни он сам, ни кто другой никогда его не увидят, и поэтому оно почти что не существует, в то время как его забитая, изломанная душа жаждала немедленной сатисфакции. Оглядываясь вокруг, он видел, что люди добрые и жалостливые неизбежно становятся потерпевшей стороной. Иногда достаётся и негодяям, но эти хоть время от времени выходят победителями. А вот хорошие люди почти никогда. И тогда Гришка взял судьбу в свои руки.
А спустя время он внезапно обнаружил, что и сам может служить примером грешников, о которых рассказывал священник. Наверное, поэтому под благословение подходил робея, и эта робость отчего-то не ушла с годами. Как будто ошмётки его заблудшей души всё ещё тревожили совесть.
10
И вот теперь, стоя перед церковными воротами, он мысленно перекрестился. Теперь ему как члену РСДРП (б) было этого делать не положено. Но кепку, входя, всё-таки снял.
В западные арочные окна церкви падали косые лучи, отчётливо прочерченные в мареве пылинок. «Откуда здесь пыль?» – мысленно удивился Гришка. В самом деле, храм сиял чистотой: золотились тщательно протёртые чьими-то заботливыми руками оклады икон, медные и латунные подсвечники и прочая утварь; пол был недавно вымыт – на истёртых подошвами досках ещё видны были влажные следы; да и сами окна поражали прозрачностью, о которой служащие райсовета могли только мечтать. «Интересно, кто им окна моет?» – подумал хозяйственный Ивахнюк, стоя посреди храма и с наслаждением вдыхая его прохладный воздух, настоянный на старом дереве, воске и ладане. До вечерни был ещё целый час, и в храме было пусто. Только под образом святого Пантелеймона-целителя шептала молитву старая казачка в цветастом платке да бесшумно перемещался в алтаре служка-подросток, подготавливая всё к молебну.
Гришка переложил в левую руку кепку и откашлялся. Мальчик посмотрел на него и произнёс высоким ломающимся голосом:
– Вам
