у одного конца. Передав это зловещее орудие мисс Скетчерд с почтительным поклоном, она спокойно, не дожидаясь приказания, развязала свой передник, и на плечи ее немедленно посыпалась дюжина ударов, направленных суровой рукой учительницы. Ни одна слеза не выкатилась из глаз Бернс, а я тем временем не могла продолжать работу, потому что пальцы мои дрожали от бессильного гнева при виде этого зрелища. Ни одна черта ее задумчивого и грустного лица не изменила обычного выражения.
– Ленивая неряха! – воскликнула мисс Скетчерд. – Сколько можно отучать тебя от твоих дурных привычек. Унеси обратно розгу!
Бернс повиновалась. Когда она возвращалась в классную комнату, я посмотрела на нее пристально, она в эту минуту прятала в карман носовой платок, и на ее бледных впалых щеках я заметила следы слез.
Час игр под вечер был для меня самым приятным часом в течение всего дня в Ловуде. Кусок хлеба с кофе в пять часов несколько оживили меня, хотя и не утолили голода. Утомительное напряжение целого дня спало. В классной комнате было теплее, чем утром, – огонь в каминах горел несколько ярче. Красноватое пламя каминов, всеобщее оживление, смешанный гул множества голосов – все это придавало комнате уют и возбуждало во мне сладостное чувство свободы. Вечером того дня, когда мисс Скетчерд так жестоко наказала Бернс, я бродила одна среди скамеек, столов и смеющихся групп девочек, но не чувствовала себя одинокой.
Проходя мимо окон, я подымала шторы и выглядывала во двор. Снег падал крупными хлопьями, местами вдоль стен уже образовались сугробы. Прикладывая ухо к окну, я сквозь веселый гам, наполнявший комнату, могла слышать унылое завывание ветра снаружи. Если бы я, отправляясь в школу, покинула родной дом и любимых родителей, то в этот час я бы сильнее всего чувствовала всю тяжесть разлуки. Завывание ветра наполнило бы тяжестью и грустью мое сердце, мрак и хаос, окружавший меня, смутили бы покой моей души. Теперь же мною овладело какое-то странное возбуждение, лихорадочное и беспокойное, мне хотелось, чтобы буря ревела еще громче, чтобы полутьма сменилась полным мраком и гул, окружавший меня, превратился в вопли и крик.
Перепрыгивая через скамьи и перелезая под столами, я добралась до одного из каминов. Там на коленях перед решеткой камина молча, не замечая того, что делалось вокруг, сидела Бернс, вся углубленная в книгу, которую она читала при слабом свете пылающих угольев.
– Это все еще та же книга? – спросила я, подходя к ней.
– Да, – сказала она, – я как раз кончаю ее.
Через пять минут она захлопнула книгу. Я была этому рада. «Теперь, – подумала я, – может быть, заставлю ее разговориться». Я села рядом с ней на пол.
– Как тебя зовут?
– Элен.
– Ты приехала издалека?
– Из Шотландии, с севера.
– Ты когда-нибудь вернешься обратно домой?
– Я думаю, что никто не может знать, что
