удручены для того, чтобы пытаться подбодрять других.
Как страстно мы стремились к свету и теплу пылающего камина по возвращении домой! Но эта роскошь была недоступна, по крайней мере нам, маленьким: оба камина классной комнаты в мгновение ока осаждались двумя рядами старших воспитанниц, а за ними уныло теснились маленькие девочки, кутая в передник свои окоченевшие руки. Маленькое утешение являлось нам во время чая в виде двойной порции хлеба, целого ломтика вместо половины, и – о восторг! – с прибавлением тоненького слоя масла: в этом заключалось наше еженедельное пиршество, которого мы с восторгом ждали от воскресенья до воскресенья. Обыкновенно мне удавалось сохранять для себя половину этого роскошного угощения, но вторую половину мне неизменно приходилось отдавать.
Воскресные вечера проходили в повторении наизусть катехизиса, пятой, шестой и седьмой глав Евангелия от Матфея и в выслушивании длиннейшей проповеди. Ее читала мисс Миллер, сопровождая чтение беспрестанными зевками, которых она не могла подавить и которые выдавали ее усталость.
Я еще не упомянула о посещениях мистера Брокльхерста. Этот достойный джентльмен отсутствовал почти весь первый месяц моей жизни в Ловуде, может быть, его пребывание у его друга, архиепископа, затянулось дольше, чем он ожидал. Во всяком случае, для меня его отсутствие было большим облегчением. Незачем говорить, что я имела особые основания бояться его посещения. Но в конце концов он все-таки приехал.
Однажды после обеда (это было через три недели после моего приезда в Ловуд) я сидела с грифельной доской в руке и ломала себе голову над трудным делением. Взгляд мой рассеянно упал на окно, в эту минуту кто-то прошел мимо него. Я почти инстинктивно узнала эту длинную, сухую фигуру, и когда спустя две минуты вся школа, включая и учительниц, сразу поднялась с мест, мне незачем было поворачивать голову к двери. Я знала, чье появление школа приветствовала таким образом. Он большими шагами прошел через комнату, и рядом с мисс Темпл, поднявшейся вместе со всеми, стоял теперь тот же самый черный столб, который так зловеще возвышался предо мною на ковре у камина в столовой Гейтсхеда. Я искоса взглянула на него. Да, я не ошиблась: это был мистер Брокльхерст, застегнутый на все пуговицы и казавшийся теперь еще длиннее, у́же и суровее, чем когда-либо.
Волосы поднялись у меня дыбом от ужаса при его появлении. Я хорошо помнила злобные намеки миссис Рид на мои дурные наклонности и его заверение предупредить мисс Темпл и учительниц о моем порочном характере. Все время я со страхом думала, что он сдержит свое обещание, и ждала появления человека, который опозорит меня перед всеми. Теперь он был здесь. Он стоял рядом с мисс Темпл и что-то тихо говорил ей – я не сомневалась, что он разоблачает мою испорченность. Я следила с мучительной тревогой за его глазами, ожидая каждую минуту, что его темные зрачки обратятся на меня с отвращением и презрением. Я стала вслушиваться в их разговор. Случайно я стояла
