случае, его неведомая Аржановой наставница старалась не зря. Чутким, изысканным любовником сделался молодой кирасир.
От ее твердых, округлившихся сосков, от груди, словно наполненной нестерпимым жаром, горячая волна пошла вниз, и Анастасия застонала. Венчанный супруг, держа нареченную за бедра, шепнул ей на ухо: «Немного прогнись, ненаглядная моя, и тогда ОН достигнет предела. Ты сразу это почувствуешь…» Курская дворянка покорно исполнила просьбу мужа и была вознаграждена, испытав нечто, доходящее до содрогания, до сладкой боли, до мгновенного беспамятства…
Утром в понедельник Глафира довольно долго стучала в двери господской спальни. Никто не отзывался. Нажав на литую фигурную ручку, горничная отворила дверь и вошла в комнату. Молодожены почивали, крепко обнявшись. Несмотря на то что дрова в печке прогорели и в спальне становилось все холоднее, князь и княгиня Мещерские, видимо, от холода не страдали и оставались совершенно обнаженными. Глафира заботливо укрыла их толстым ватным одеялом.
Она вернулась на кухню, где пылал огонь в очаге и готовился завтрак. Немало разносолов из трактира Демута гости на свадебном ужине не съели. Но накормишь ли крепких мужиков этакими французско-голландскими кулинарными изобретениями? В начале дня им нужна горячая густая каша, краюха хлеба с куском ветчины или сала, чай, сдобренный ложкой меда.
Сержант Чернозуб и унтер-офицер Ермилов уселись за стол вместе с Досифеем и Николаем. Они привыкли чувствовать себя членами одной семьи и остались ночевать в доме на Невском, благо там имелось шесть комнат, не считая кухни, двух кладовок и помещения для прислуги. Глафира положила всем в глиняные миски по два черпака каши.
– Ну, як же ж там почувають соби наши молодые? – задал ей вопрос Чернозуб, уроженец Полтавской губернии.
– Спят, – ответила горничная.
– Ото ж, видать, дуже зморилися, – богатырь-украинец подмигнул ей с игривым видом. – Це ж буде перша ихняя ничь. Вона така цикава…
Николай, который сидел, понурив голову, и больше ковырял кашу ложкой, чем ел ее, гневно блеснул на него глазами:
– К чему вы это говорите, дядя Остап? На что намекаете?
– Та ни на шо, – сержант пожал плечами. – Перша шлюбна ничь, она и е перша. Уси про вону знають…
– Значит, и болтать зря не надо! – молодой слуга стукнул по столу кулаком.
– Зараз я ничого поганого не казав, шоб тоби так обозлиться. А шутковать никому не заборонено, – Чернозуб, служа в Российской императорской армии второй десяток лет, изъяснялся на некой смеси русского языка и «ридной мовы».
– Ваши дурацкие шутки… – начал было Николай, играя желваками.
– Ладно тебе! – Глафира, сидевшая рядом с сыном, энергично толкнула его локтем.
– Надоело уже! – Николай вскочил на ноги и выбежал вон из комнаты.
Кирасиры проводили юношу осуждающими взглядами. Слушать
