материй, и употребляется на платья, рединготы, шляпки; появились также ленты и перья этого цвета»[97]. В том же номере говорилось, что в нынешнем бальном сезоне парижские щеголихи «наготовили башмаков с квадратами белых, розовых, вишневых и голубых Наваринских». Аналогичным, но, возможно, менее ярким был оттенок «голубой греческий», который появился в модных новостях в 1827 году благодаря военным событиям, а также новому флагу греческого сопротивления, принятому в 1822 году.
«Наваринский дым» описан «Московским телеграфом» как «brun mordoré», то есть темно-красно-коричневый[98] и, возможно, даже с эффектом тусклого золотого отлива, о котором упоминают Свербеев[99] и Золя[100]. «Наваринский пепел» был мышино-серым (gris de souris). И если «наваринский дым» больше всего подходил для сюртуков, фраков, прогулочных дамских платьев и амазонок, то из полушерстяных тканей оттенка «наваринский пепел» шили щегольские панталоны.
Лишь у Чичикова, этого округло-скользкого персонажа гениальной гоголевской абстракции, фрак был «наваринского дыму с пламенем». Исследователи долго ломали голову, какой такой оттенок имел в виду писатель. Они просто забыли о контексте. «Дым с пламенем» – не цвет. Это ловкая реклама. Купец, который предлагал скупому Чичикову сукно, на ходу придумал убедительный и громкий аргумент – сукно отличнейшее, да к тому же, представить только, самого модного оттенка – «наваринского дыму с пламенем». То есть какого-то баснословного оттенка, жгучего, клокочущего, вулканического огненно-коричневого с красными всполохами не только битвы, но и славной победы, которой так гордилась Российская империя. В общем, реклама сработала. Купец свой товар продал выгодно, и Чичиков сшил себе фрак, пеструю красно-коричневую оболочку, скрипевшую не от телесного обилия, а от предельной концентрации космической пустоты.
Во второй половине 1820-х столичные франты любили появляться на людях в сюртуках, фраках и плащах цвета Байрона, более всего походившего на темно-каштановый[101]. Теперь это уже был не просто известный английский поэт, а герой войны за независимость Греции, который на собственные средства снарядил бриг, нанял, вооружил солдат и отправился помогать повстанцам в июле 1823 года. Не важно, что романтическое предприятие поэта не оказало существенного влияния на ход конфликта. И пусть погиб он не от турецкой пули и меча, а от лихорадки, но уже того, что хромой и нежный британский гений, охваченный благородными романтическими чувствами, устремился в Грецию защищать угнетаемых эллинов, было вполне достаточно, чтобы увековечить его героизм – так появился цвет Байрона.
Лорд Байрон в албанском национальном костюме
Фрагмент работы художника Т. Филлипса. 1813. Национальная портретная галерея (Лондон)
«Красный адрианопольский» цвет возник в модных новостях после того, как 2 сентября 1829 года русские и турецкие дипломаты подписали «славный-славный» договор. Это был особый пунцово-красный – оттенок наших титанических усилий на
Парижские моды // Московский телеграф, 1828, Ч. 24, № 22.
Парижские моды // Московский телеграф, 1828, Ч. 20. – С. 135. Об этом пишет и P. М. Кирсанова в книге «Сценический костюм и театральная публика в России XIX века». – М.: Артист. Режиссер. Театр, 1997. – С. 18.
Свербеев, Дмитрий Николаевич (1799–1874) – русский историк и дипломат, автор мемуаров о пушкинском времени.
Свербеев Д. Н. Записки. Т. 2. СПб., 1899. – С. 293; ZolaE. Le Ventre de Paris. – Paris, 1873. – P. 119.
Об этом см.: Московский телеграф, 1827, № 23. Кирсанова P. М. «Сценический костюм и театральная публика в России XIX века». – М.: Артист. Режиссер. Театр, 1997. – С. 12.
