аналоги. Они, конечно, уступали качеством, но стоили меньше и в целом соответствовали модным тенденциям. В 1824 году именитый московский туз-фабрикант Федор Гучков «сработал» шаль на манер турецкой, и первый образец был тут же представлен генерал-губернатору, князю Дмитрию Голицыну. Тот от удовольствия даже языком цокнул: шаль была и впрямь хороша, искрилась и переливалась в руках вельможи, словно смирнская. Губернатор ее тут же купил для своей престарелой мамаши, а Гучкову высказал высочайшее благоволение и велел сработать таких поболе, дабы сими изделиями стяжать славу российской промышленности. Гучков тут же выпустил и в мгновение продал 10 штук первого разбора и около сотни второго[114].
В 1826 году из Франции приехал господин Попортье, текстильный фабрикант, чтобы лично отсмотреть образцы шалей Гучкова. Остался ими доволен и уехал обеспокоенный: ведь Россия теперь становилась конкурентом. В выгодное предприятие по изготовлению шалей включились и другие московские промышленники. Ефим Федорович Глушнев даже сумел «изобресть ткани шалей на Жаккардовой машине, что подало возможность выпускать изделия несравненно лучшей доброты»[115]. Так, по крайней мере, уверяли журналы.
Чиновник Розанов, служивший в Закавказском обществе поощрения сельской и мануфактурной промышленности, в 1834 году предложил фабрикантам начать производство копий турецких материй и сбывать их жителям южнорусских губерний по ценам ниже турецких. Его поддержали два москвича, мануфактур-советник Рогожин и купец Прохоров, «изъявившие желание заняться приготовлением означенных материй»[116].
В конце 1820-х годов стали популярны шали, производимые на петербургской фабрике Настасьи Андреевны Шишкиной. По мнению журналистов, они «как в полотне, так и в колерах не уступают турецким и принадлежат к первоклассным изделиям». Описание и цены псевдотурецких и псевдокашмирских шалей фабрики Шишкиной, а также любопытную заметку о ней 1830 года провожу в Приложении № 2.
Эта кампания, отвлекающий маневр хитрейших англичан, была ознаменована взятием в 1827 году русской армией Эривани и Тавриза, подписанием в 1828 году Туркмайчайского мирного договора, составленного Александром Грибоедовым, и иранскими мотивами, проникшими в русский костюм в конце двадцатых – начале тридцатых годов.
В конце 1820-х во Франции и в России появились высокие шапки из черной мерлушки, с верхом из красного казимира и с золотыми прошивками. «Кажется, что это те самые, безобразные и нелепые шапки, которые в Москве называют Эриванскими и которые теперь перешли на головы подьячих, лихих студентов и щеголей-лакеев»[117], – комментировал «Московский телеграф».
В Персии их именовали «колах» и носили с повседневной одеждой, хотя живописные блесткие златопарчовые наряды династии Каджаров едва можно так называть. «Колах» во время войны пришлись в пору нашим офицерам. После Туркмайчайского
Отечественные записки, 1828. Ч. 32. – С. 164.
Там же. С. 165.
Журнал мануфактур и торговли, № 1, 1834. – С. 36.
Московский телеграф, 1829, ч. 30. – С. 520.
